Олигархи Самоцветовы

Историю формирования позднесоветской буржуазии вполне можно писать по советским художественным фильмам. Ведь она там изложена вполне открыто, не таясь. Только фильмы надо брать не про достойных людей, а про мошенников и жуликов. Возьмём, например, монолог жулика Семицветова из рязановского «Берегись автомобиля» (1966): «Ну почему! Почему я должен так жить? Господи, за что? Почему? Я, человек с высшим образованием, должен таиться, приспосабливаться, выкручиваться! Почему я не могу жить свободно, открыто? Ой, когда всё это кончится?». Это же не просто чувства отдельного жулика, а мини-программа тогдашней «теневой» буржуазии, где есть уже заявка и тайная мечта о том, «когда всё это кончится?». Кончилось, как известно, через 20 с небольшим лет после съёмок указанного фильма.

Ну, а публичная программа тогдашних буржуа выражалась в судебной речи того же Семицветова: «Этот тип замахнулся на самое святое, что у нас есть. На Конституцию! В ней записано: каждый человек имеет право на личную собственность. Оно охраняется законом. Каждый имеет право иметь машину, дачу, книги, деньги… Деньги, товарищи, ещё никто не отменял. От каждого по способности, каждому по труду в его наличных деньгах…»

В общем, весь этот процесс происходил у всех прямо перед глазами, и даже странно, что его не замечали тогда так явно, как он видится теперь. Или возьмём сатирический монолог Аркадия Райкина «Дефицит» (1974 год), который тогда вызывал у публики общий смех.

«Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через директора магазина, через товароведа, через заднее крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет — у меня есть! Ты попробовал — речи лишился! Вкус специфический! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой уважаемые люди.

В театре просмотр, премьера идёт. Кто в первом ряду сидит? Уважаемые люди сидят: завсклад сидит, директор магазина сидит, сзади товаровед сидит. Все городское начальство завсклада любит, завсклада ценит. За что? Завсклад на дефиците сидит! Дефицит — великий двигатель общественных специфических отношений.

Представь себе, исчез дефицит. Я пошёл в магазин, ты пошел в магазин, мы его не любим — он тоже пошел в магазин.

— Туфли есть?

— Есть!

— Чёрные есть?

— Есть!

— Лакированные есть?

— Есть!

— Чёрный верх, белый низ есть?

— Есть!

— Белый верх, чёрный низ есть?

— Есть!

— Сорок второй, самый ходовой, есть?

— Есть.

— Слушай, никогда не было. Сейчас есть.

— Дамские лакированые, бордо с пряжкой, с пуговицей есть?

— Есть!

Ты купил, я купил, мы его не любим — он тоже купил. Все купили.

Все ходим скучные, бледные, зеваем. Завсклад идёт — мы его не замечаем. Директор магазина — мы на него плюем! Товаровед обувного отдела — как простой инженер! Это хорошо? Это противно! Пусть будет изобилие, пусть будет всё! Но пусть чего-то не хватает!».

Теперь этот юмор, вероятно, современным слушателям непонятен. Однако процесс формирования буржуазного класса в миниатюре показан достаточно чётко. На основе «дефицита», то есть существования «товаров повышенного спроса» возникает «теневой рынок», для своих людей, которых мы «любим». Ну или, скорее, для тех, кто может заплатить дополнительные деньги за дефицитный товар, который, по очаровательному выражению того же Семицветова, надо «изыскивать».

«ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: Мне нужен магнитофон заграничный, американский или немецкий.

ДИМА СЕМИЦВЕТОВ: Вот есть очень хороший, отечественный.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: Нет, спасибо, отечественный не подойдёт.

ДИМА СЕМИЦВЕТОВ: Заграничный надо изыскивать.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: Я понимаю. Сколько?

ДИМА СЕМИЦВЕТОВ: Пятьдесят.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: Пятьдесят?

ДИМА СЕМИЦВЕТОВ: Угу.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: Ну, возьмите себя в руки.

ДИМА СЕМИЦВЕТОВ: Нужно узнать, нужно привезти. Италия.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: Да-а.

ДИМА СЕМИЦВЕТОВ: Нужно попридержать…»

Возникает и новая, неофициальная общественная иерархия, в которой почётное место занимают люди, которые по советским понятиям должны были бы иметь далеко не столь высокий статус: директор магазина, завсклад и т.д. Фраза Райкина про «товароведа обувного отдела», который идёт «как простой инженер», вызывала в 70-е годы особенно повальный смех слушателей, поскольку она переворачивала вверх дном официальную иерархию, в которой инженер, научно-технический работник, ценился гораздо выше, нежели «товаровед обувного отдела»…

В 1966 году Семицветовы выглядели ещё жалко и убого, героями дня казались идеалисты Деточкин и Подберёзовиков. (Кстати, персонаж Райкина в 1974 году выглядит гораздо более уверенно и победительно, что тоже отражает ход шедших изменений). В действительности же как раз Деточкин и Подберёзовиков были уходящей натурой, а Семицветов — героем если не сегодняшнего, то завтрашнего дня. Который и наступил в ходе контрреволюции 1985-1993 годов, когда бюрократия неожиданно для многих перешла на службу к Семицветовым…

Хорошим показателем этого перехода является, между прочим, другой герой того же рязановского фильма — тесть Семицветова подполковник в отставке Семён Васильевич Сокол-Кружкин. Семицветов, конечно, неприятен, но он, по крайней мере, понятен, прост, как две копейки. Совсем не так очевидно обстоит дело с его тестем. На первый взгляд, это даже довольно-таки симпатичная и обаятельная личность. Ворюгу-зятя он вроде бы на дух не переносит, то и дело роняя по его адресу уничижительные реплики:

«С жульём, допустим, надо бороться!»

«Мы будем просто-таки нещадно бороться с лицами, живущих на, допустим, нетрудовые доходы!»

«Вот дам тебе просто-таки коленом — и вылетишь с моего участка!»

«Тебя посодют, а ты не воруй!»

«Твой дом — тюрма!» и т.д.

Но в то же время благосклонно принимает от него все материальные дары, тут же провозглашая их своими: «Пускай все слышат: это моя дача! Машина на имя жены, дача на моё имя… Ничего у тебя нет! Ты голодранец!.. Ты вообще живёшь на свете по доверенности».

И действительно: Семицветов и впрямь живёт на свете «по доверенности»… но ведь оформлена эта доверенность от имени его «неподкупного» тестя!

Получается, что офицер-«правдоруб» крышует своего зятя-мошенника, образует с ним своеобразный симбиоз. Необходимый и полезный для них обоих.

Вот примерно такие взаимоотношения и образовала «продвинутая» часть позднесоветской бюрократии с развивавшейся в позднем СССР буржуазией. Отражение которой мы видели на экране в виде Семицветовых, Козодоевых и тому подобных «смешных» персонажей, теневиков, фарцовщиков, спекулянтов…

Персонаж Анатолия Папанова кичится тем, насколько зависим от него зять-буржуа. «Этот тип всегда должен помнить, кто я такой есть! А он рядовой… жулик! Всё-таки надо тебе дать коленом, надо!.. Ха-ха… Н-надо!.. Ты знаешь, что я могу просто-таки напросто-таки за это с тобой сделать?

— Я знаю… знаю…

— А-а, боится! Гы-гы-гы…»

Тут поневоле приходит в голову постсоветская история 90-х годов. Когда роли в этой связке неожиданно поменялись и главными внезапно стали буржуа. Получается, что герой Папанова — «просто-таки напросто-таки» предшественник тех, кто сейчас стоит во главе российского государства. Да и во главе почти всего постсоветского пространства (кое-где, как на Украине, Семицветовы взяли на себя и первую роль). В связке с теми же Семицветовыми, которые давно уже перестали называться рядовыми жуликами и спекулянтами и носят «гордые» имена олигархов, фигурантов списка «Форбс» и «креативного класса»…

А многие ещё удивляются — как это так случилось, что советская бюрократия, вся состоявшая в КПСС, громогласно провозглашавшая борьбу с жуликами и спекулянтами, вдруг взяла и перешла (не целиком, но значительной своей частью, отбросив остальную в ходе переворотов 1991-1993 годов) на службу буржуазии. А вот так и перешла, как герой Папанова… (Кстати, надо понимать, что образ Сокол-Кружкина в фильме, по задумке его авторов — отнюдь не положительный, а сатирический и разоблачительный). И начинался этот процесс ещё тогда.

Источник: forum-msk.org