Вот уже больше месяца, как центральным персонажем эфира стал Навальный. Даже Путин скрывается в его тени, мелькая эпизодически в паркетной хронике. Политическое будущее Алексея Анатольевича туманно, но его роль в изменении привычного миропорядка уже ясна.

Новый Большой Стиль (НБС) подкрался незаметно. Эту категорию обычно связывают с художественным пространством, но ведь и телевизор — пространство в высшей степени художественное: здесь сочиняют реальность. Проба пера началась еще летом с Михаила Ефремова. Обнаженность человеческой драмы на глазах у миллионов зрителей вызывала потрясение. Космический цинизм авторов адского шоу мотивировался, как всегда, просто и доступно. Скабеевы всех мастей, изнывая от любви к народу, твердили — люди не поймут, если Ефремова отпустят на свободу. Ефремова посадили на восемь лет. Народ облегченно вздохнул.

Только закончился сериал с Ефремовым, как стартовал блокбастер с Навальным. То, что еще вчера казалось пеной дней, превратилось в данность,

то есть в показательный политический процесс. Мотив тот же, что у Ефремова, — люди обидятся, если берлинский пациент останется на свободе.

Заметим: обидчивость россиян — относительно новая категория. Ей свойственна историческая амнезия. Поучительный пример того, как и почему «Народная воля» перешла к террору, к сожалению, всеми забыт. Народовольцы — это (изначально) не столько про политику, сколько про человеческое достоинство. Именно из-за него Вера Засулич стреляла в генерал-губернатора Петербурга Трепова (отдал приказ о порке политического заключенного при запрете на телесные наказания). Ее отпустили прямо из зала суда после речи гениального Кони. Кстати, и царь, и министр юстиции требовали, чтобы Анатолий Федорович внушил присяжным мысль о суровом наказании для Засулич, а он не внушил. Такая высота недоступна нынешней власти. Для заплесневевших творцов смыслов достоинство человека, его право на голос — пустой звук.

Наконец-то творцы занялись настоящей работой. Ежедневная хроника противостояния государства и человека в прямом эфире призвана заполнить идеологический вакуум последних лет. Соединить державность с гигантоманией, тоску по соборному прошлому с прямолинейностью, густо посыпать Соловьевым — и вот уже НБС готов. Общность формы подразумевает и общность мировоззренческую. Поиск врагов в режиме «кто не с нами, тот против нас» стал главным делом телевизора.

Сказать, что каналы транслируют все суды над Навальным (даже в выходные дни), значит, не сказать ничего. Каждое слово подсудимого, каждый его жест перетирается, пробуется на зуб, осуждается. Чаще всего трансляция начинается с авторитетного ниспровергателя двойных стандартов Марии Захаровой. Она сообщает о количестве иностранных дипломатов в зале суда. Толмачи тут же приступают к работе. Если дипломатов много, речь заходит о вмешательстве в дела России. Если мало — о конце Навального, от которого все отвернулись. Редкий эфир обходится без разоблачений соратников подсудимого — Волкова и Ашуркова. Тут роликов всего два, по одному на каждого, но и так сойдет.

Борьба мотивов никого не смущает. Вячеслав Никонов, главный в отечестве знаток «Большой игры», презрительно морщится: «А кто такой Навальный? Скучно, девушки». Скучно, только «девушки» не унимаются. Образ ничтожнейшего человека-оппозиционера выписан до мельчайших подробностей, но о нем продолжают говорить. Убожество репертуара пытается разбавить сам Навальный. Фарс побеждается только еще большим фарсом. Навальный заостряет прием. Он произносит свои «последние слова» с темпераментом большого художника (каковой неплохо бы иногда и пригасить). «Последние слова» оборачиваются свежим литературным жанром эпохи беспредельного абсурда. Ведь реальный срок не имеет отношения к праву, скорее к расположению звезд на морозном небе.

Любой стиль быстро обрастает мифологией. Пикантность ситуации в том, что сегодня главными создателями социальных мифов выступают силовики.

Именно искусствоведы (в форме и в штатском) ваяют НБС. Безгранична степень их полномочий — от репрессий до этики с эстетикой. Портрет Ягоды над Навальным во время очередного суда уже не выглядит случайностью. Из обилия случайностей и рождается закономерность нового стиля. Метаморфозы исторического развития: были большевики и меньшевики, остались одни силовики.