В Ельцин Центре выступила знаменитый педагог, Заслуженный учитель России, преподаватель истории московской гимназии № 1567 Тамара Эйдельман. Суть ее послания: как и общество в целом, российское образование замордовано и умерщвляется бюрократической «вертикалью». Если нас интересует развитие, насущно требуется переход к разнообразию и свободному выбору. Предлагаем вашему вниманию основное содержание лекции Тамары Натановны.

«Большинство рассматривает школу как тюрьму»

Каждый год 1 сентября моя (наверное, не только моя) лента Facebook наполняется стенаниями, в основном родительскими: какой ужас и кошмар, еще один год мотать! Создается печальное ощущение, что большинство рассматривает школу как тюрьму, что школа — это подавление, унижение. Причем не только в нашей стране, потому что, конечно, любое преподавание связано с подавлением, может, только не в Школе Монтессори. Каково представление о среднем учителе? (На этих словах Эйдельман демонстрирует портрет «типичного учителя» — женщину в годах с перекошенным от злобы лицом — прим. ред.). Это учительница, немолодая (есть подсчеты, что средний возраст учителя в России — 52 года и что 85% учителей — женщины), замученная жизнью, скорее всего, без мужа или находящаяся в каких-то тяжелых жизненных обстоятельствах, совершенно затюканная, чужих детей выучила — свои хулиганят, потому что на них времени нет, и так далее. В общем, тоска. Как в любом стереотипе, в этом, к сожалению, тоже есть определенная доля правды. Когда я пришла работать в свою школу 30 с лишним лет назад, у класса, где я была классным руководителем, кроме меня, была только одна женщина [педагог], остальные были мужчины. Сейчас у нас сплошные «тетеньки», большинство из которых, впрочем, очень хорошие учителя.

Тамара ЭйдельманFacebook Тамары Эйдельман

Мне повезло: я проводила разные семинары для учителей от Архангельска до Владивостока и обнаружила огромное число очень интересных учителей, которые хотели обновления и искали чего-то нового. Обнаружилось, что и руководство образованием чем дальше от Москвы, тем лучше: множество очень интересных, деятельных методистов. «Картинка» не одномерна, не однозначно печальна. Наша школа в кризисе, потому что наше общество в кризисе. Но как в обществе много продуктивного и дающего надежды, так же и в школе.

Для себя все проблемы нашей школы я свела к четырем группам: экономические, управленческие, методические и нравственные. В основном говорят про экономические и управленческие: они вопиющи, они на виду, они понятны. Про методические и нравственные говорится меньше, хотя, на мой взгляд, при всей тяжести и глубине первых двух, их при желании решить достаточно просто, с методическими и нравственными — сложнее.

«Денег нет, потому что воруют и потому что деньги отправляются на войну»

Все мы знаем, что денег нет. По данным Росстата, среднемесячная зарплата учителя 36,8 тысячи рублей. По опросу Общественного телевидения (очевидно, что он не совсем репрезентативен), средняя зарплата [учителя] по стране — 15,7 тысячи рублей. Бывают зарплаты и до 10 тысяч рублей. Конечно, это ужасно. Это не просто превращает учителей в бедняков, но ставит в униженное положение, в зависимость от приработка, частных уроков. По «майским указам» президента, зарплата бюджетников должна соответствовать средней по региону, но повышать неоткуда. Поэтому происходит то же, что с оптимизацией медсестер: чтобы повысить зарплату, довести ее до уровня, двух увольняют, третьей дают все ставки.

Дело не только в зарплате, а еще в технической оснащенности, в ремонте школ, в том, как работает столовая, и во многом другом. Я вижу два варианта. Один — откровенная нищета, когда школьное здание разваливается, парты столетней давности. Другой вариант — роскошный ремонт, интерактивные доски (которыми еще надо уметь пользоваться), но это все равно нищета, замазанная красивой краской. У нас висят интерактивные доски, которые очень много стоят, сейчас их, без всяких просьб с нашей стороны, снимают и заменяют какими-то еще более интерактивными, совершенно никому не нужными, при этом каждая доска стоит тысячи долларов. Понятно, что кто-то на этом наживается. Мне кажется, все очень просто: денег нет, потому что воруют, потому что деньги отправляются на войну в Сирии. Я вижу несколько простых способов экономии, с помощью которых можно сильно повысить зарплаты бюджетникам.

Яромир Романов / Znak.com

А пока приходится выворачиваться. Многие сталкивались с выражением «школьные поборы». Деньги собирают практически со всех, но я бы не сказала, что это всегда поборы. Нашумевшая, очень характерная история: в городе Жигулевске мальчики отказались давать деньги на уборку школы, возник ужасный скандал, все были хороши. Ученик снял видео, как учительница кричит ему всякие гадости: не будешь платить — будешь мыть сам! Против директора открыли уголовное дело, а мальчики превратились в героев, борцов за свободу и создали группу «ВКонтакте», чтобы консультировать других школьников, как бороться с поборами. С одной стороны, они должны вызывать уважение. Но я тихонечко, робко написала в Facebook: а кто же теперь убирает эту школу? Мне тут же объяснили, как я не права. «Директор должен найти возможность, — написал один товарищ. — Какой же он руководитель, если не сможет изыскать средства». Проблема в том, что директор как раз не может изыскать средства, потому что по рукам и ногам связан финансовой дисциплиной.

Жаль, что перестали писать [о скандале в Жигулевске], потому что интересно знать, что дальше там происходит. Какие я вижу варианты? Или просто пошумели и вернулись к прежнему (что вряд ли, потому что директор испугана), или родители убирают, или они тонут в грязи. Я верю, что мальчики хотели отстоять свое достоинство: есть же деньги, выделенные на зарплату техничек, пусть они и убирают! Но что там — две тысячи, шесть тысяч? Кто это будет делать? В нашей школе создан благотворительный фонд, мы просим родителей сдавать деньги, есть такие, кто говорит «не хочу» и не сдают. Из этих денег фонд платит нянечкам, которые убирают не после уроков, а постоянно. Но и получают они, видимо, все-таки не две тысячи.

Поборы вытекают из общей школьной нищеты. Конечно, этим сильно злоупотребляют, наверняка. Если деньги собираются неформально, невозможно проконтролировать, что прилипло к рукам. Я слышала рассказы, и наверняка их много, про учительницу, которая собирает на билеты в театр, билеты стоят сто рублей, она собирает по сто пятьдесят, или: цена — 500 рублей, а собирают по 700. Охотно верю, что такого много. Но очень часто не используются деньги, которые выделены управлением образования, а до школы не доходят. Отсюда: а что делать, а как быть иначе? Начинают собирать с родителей. В нашей стране любят поставить руководителя в такое положение, когда он вынужден нарушить закон. Это значит, что он «на крючке», и в любой момент его можно будет прижать.

Еще одна экономическая проблема — оптимизация школ. За годы работы в школе я видела много разных кампаний, но эта одна из самых бессмысленных. Самый большой удар наносится по малокомплектным школам, которые, на мой взгляд, надо, напротив, всячески поддерживать: как здорово, когда мало народу в классе, как хорошо можно учить! Тем более что школьные автобусы ходят не везде, да еще ломаются. Но мы читаем дикие новости о том, что где-то дети ходят до школы семь километров и родители дают им топоры, чтобы по дороге отбиваться от волков. Когда эта история вылезла, начальство сказало, что выделит взрослого, который будет этих детей охранять. В том, что дети идут зимой семь километров туда и столько же обратно, начальство ничего страшного не усмотрело. Введено подушевое финансирование, и маленькие школы исчезают. Как много сил бросается на сильные школы, и как мало — на слабые, деревенские, те, что находятся на окраинах, те, где учатся дети мигрантов, где как раз все проваливается. Кажется, их-то и надо вытаскивать в первую очередь.

Леля Мингалева / Znak.com

В этом году я была в школе в испанской деревне в горах: на тринадцать детей четверо учителей. В Испании школу закрывают, если в деревне не больше четырех детей, но, если школа в горах и возить детей далеко, ее сохраняют. Кроме того, в Испании все время идет ротация учителей, нет столичных и сельских учителей, учителя из Мадрида на несколько лет отправляют в деревню. И родители с радостью отдают детей в такую школу (конечно, если там есть бабушки и дедушки), потому что качество образования такое же, как везде, а детей в классе немного. Для нас важен пример Испании, потому что ее история похожа на нашу, у нас очень много общего: слабое капиталистическое развитие, слабая буржуазия, страшная гражданская война, диктатура. Однако сейчас мы различаемся, и нам, пожалуй, стоит присмотреться к испанскому опыту.

«У меня очень простой рецепт: разогнать все эти органы к чертовой матери»

Теперь о проблемах, связанных с управлением. Возьмем структуру управления физическим воспитанием в Москве: здесь есть координационный совет, есть управление организации обучения социализации и профессионального дополнительного образования, есть экспертный совет по вопросам физического воспитания, есть окружные центры физической культуры и спорта. Остается предположить, что по остальным предметам то же самое. За 30 с лишним лет работы в школе я все время пыталась понять, от каких органов управления образованием мне лично как учителю была какая-то польза. В конце концов я поняла, что такого не было никогда. И сейчас прошу только об одном: если не помогаете, то, по крайней мере, не мешайте. Но, к сожалению, нет даже этого. На сегодня бюрократическое давление даже больше, чем когда я начинала работать. Понятно, что тогда не было свободы слова, на меня писали жалобы Константину Устиновичу Черненко, но такого количества указаний, отчетов не было. А сейчас их количество растет.

Мало того, теперь все должны еще использовать новые технологии. Расскажу историю, которая меня перепахала. Окружная методистка рассылает по электронной почте с адреса своего мужа (потому что, я поняла, сама не умеет пользоваться почтой) такое указание: «А флэшки с отчетом привезите на улицу Лобачевского». Человек не знает даже того, что файл можно отправить по почте, но учит нас, как преподавать историю. И этого маразма все больше и больше, в невероятных количествах. Это уже не вертикаль, а разветвленное дерево управления.

Наиль Фаттахов / Znak.com

В июле 2013 года я в течение недели заменяла нашего директора. На второй день меня с ужасом, в панике встречают секретарь и охранник вот с такими глазами: звонили из какого-то управления, вчера в девять вечера приходила женщина проверять… Звоню, выясняю: оказывается, приходила [сотрудница] из управления по техническому обеспечению школ. Что случилось? В сентябре должны быть выборы [мэра Москвы], и она говорит: я пришла вчера вечером, на школе висит табличка с названием улицы, она не подсвечена, как же люди будут голосовать? Охранник берет лесенку и вкручивает лампочку. Она продолжает: нет, приходите завтра, мы составим протокол. Я прихожу, и первое, что вижу: у нее на столе стоит пишущая машинка, но она ею не пользуется, пишет от руки. Видимо, от машинки уже ушла, а к компьютеру еще не пришла.

— Вы, говорит, давно директор?

— Три дня.

— Ну тогда не буду вас штрафовать, а просто вынесу замечание.

Когда наша директор вернулась, я ей сказала: теперь я кое-что поняла про вашу работу, если вот такое происходит в июле, то что начнется в сентябре?

И это бесконечно. В 90-е годы, которые в нашей стране так любят ругать, все эти органы управления — городские, окружные — сидели тихо, указивок было на порядок меньше. Теперь настало их время, и указивок все больше и больше. Если администрация школы не прикрывает учителей, становится очень тяжело. А чтобы стать директором, нужно соответствовать такому количеству формальных критериев — сколько-то часов повышения управленческой квалификации, управленческий опыт, какой-то экзамен нужно сдать, и документы, и еще что-то, — что, как сказал один мудрый учитель, происходит отрицательный отбор. Яркие, харизматичные директора остаются со старых времен, смена поколений в школьных администрациях проходит хуже, чем среди учителей. Яркого молодого учителя еще можно найти, но чтобы появился яркий молодой администратор… Для этого необходимо такое невероятное сочетание условий, что, боюсь, это будет все более и более редким. Всюду, где включается бюрократия, все замирает и отмирает.

Далее. Пресловутая тема — ЕГЭ. Я большой сторонник ЕГЭ: детям легче, социальные лифты и так далее. Но все заинтересованы в том, чтобы дети списывали. Заинтересованы сами дети, заинтересованы родители, учителя, директора, органы образования — ведь все мы отчитываемся по результатам ЕГЭ, а нас оценивают: если результаты хорошие, это рейтинг, премии и все такое прочее. Конечно, [ученики] идут сдавать ЕГЭ в другую школу, но обычно эта школа в том же округе, все мы друг друга знаем, поймаешь списывающего — сделаешь гадость директору соседней школы, с которым у тебя, скорее всего, хорошие отношения, и учителя «входят в положение», не борются слишком сильно. Система так устроена: все то же жесткое бюрократическое давление на школу. И я вижу, как все чаще говорят: от этого [ученика] надо бы отделаться, он ЕГЭ не сдаст, отчетность испортит. Уже не говорят: надо бы побольше с ним позаниматься, подтянуть.

Яромир Романов / Znak.com

Это проявление все того же рабства: директору дадут по голове за плохую отчетность, директор даст по голове учителям, а внизу — дети, на которых давят еще и родители. По-моему, если оценивать по ЕГЭ, то тогда нужно смотреть, насколько результаты ЕГЭ совпали с текущими оценками: если они примерно совпали, тогда учитель учил адекватно. Может, ученик был двоечником и хулиганом, а его вытянули на тройку? Уже результат. Если же результат экзамена намного выше или ниже, это предмет для размышления. Олимпиады по истории и обществознанию тоже превратились в бюрократическую лестницу. Бывает, конечно, что прорываются талантливые дети, но в целом все то вранье, которое раньше крутилось вокруг медалистов — как мы их вытягивали («Разве можно поставить текущую двойку? Это же будущая медалистка!»), как подавали списки будущих медалистов за полгода до экзаменов, — весь этот маховик бюрократической фальши перешел в систему олимпиад.

Все эти проблемы, как и экономические, можно решить — достаточно правильно выстроить приоритеты. Что касается управленчества, у меня есть очень простой рецепт: разогнать все эти органы к чертовой матери. Оставить только те, что выписывают зарплату учителям, все остальное вообще не нужно. В Казани есть известный учитель Павел Шмаков который некоторое время работал в Финляндии. Его выжили из Казани, потом мэр Казани приехал в Финляндию и, как он сам рассказывал на «Эхе Москвы», попросил, чтобы его привели в лучшую школу Финляндии. Привели, он говорит: а познакомьте с лучшим учителем. Так вот он: Павел Шмаков, который уехал из вашей Казани. При этом в Финляндии уже несколько десятилетий, полвека как органы управления образованием упразднили. Есть министерство, а всего остального нет, ответственность — на директоре школы. Я уверена, что если и у нас снять этот нарост, хуже не будет.

«Мы живем в ситуации, когда никто никого не уважает»

Более сложные и мучительные проблемы — нравственная и методическая. Все мы знаем: власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Я не понимаю, почему дети должны вставать, когда я захожу в класс. Достаточно, чтобы они сказали «здравствуйте». Я не понимаю, почему у нас принято называть детей по фамилиям. У нас был замечательный директор, уже, к сожалению, покойный, который любил говорить: школа не может быть островом. Конечно, школа отражает, что происходит в стране. А мы живем в ситуации, когда никто никого не уважает. Учителя орут на детей, как та тетка из Брянска, которая оралаиз-за Навального.

Дети тоже много чего вытворяют: помните, был ролик, где ученики издеваются над престарелой учительницей физкультуры, как ее били, а она этого не помнила. Учителя хамят родителям, родители хамят учителям. Но дело не в учителях и не в родителях. Когда орем друг на друга в очереди, когда в поликлинике медсестра выходит и кричит «Кто тут следующий на аборт?!» — это то же самое. Уж не говорю, что пишут в соцсетях. А в школе, как в любом замкнутом сообществе, основанном на подчинении, все проявляется сильнее. Обхамят в поликлинике — я отвечу или плюну и уйду. А в школе или армии — куда уйти? И начинается. Это самая большая и самая тяжелая проблема, которая сильнее всего сказывается на несовершеннолетних: они беспомощнее. Развращаются и те, кто унижает, и те, кто унижен. Дальше — порочный круг, снежный ком, лавина, и это очень страшно.

Яромир Романов / Znak.com

Наконец, что касается методики. Наша школа очень традиционна, она уходит корнями в XIX век с тогдашними представлениями о послушании. Традиционное преподавание монологично. Я говорю детям то-то и то-то, «а завтра вы мне перескажете». Это все то же самое: я начальник, слушай меня, записывай за мной, запомни-повтори, не рассуждай! Новые методики рассчитаны на то, чтобы развивать мышление, поэтому они так плохо прививаются. (Кстати, им, если мы возьмем историю и обществознание, помогает ЕГЭ: в части «С» там много вопросов и заданий, нацеленных на размышление).

Если мы живем по-старому, а дети в каком-то другом измерении, разрыв поколений углубляется. Новому надо учить, кто-то должен учить, но пединституты тоже в основном достаточно традиционны. Можно прочесть пятьсот лекций про инновации в школе, но это ничего не даст, пока сам не попробуешь на практике. Поэтому должна меняться система повышения квалификации, она должна быть децентрализована, а не находиться в руках одного Института усовершенствования учителей. Но сегодня количество мест, «бумажки» из которых о повышении квалификации признаются, уменьшается. Московский институт добивается того, чтобы признавались только его сертификаты.

Уничтожение гимназий [в Москве], введение стандарта по литературе — шаги в том же направлении унификации: будем всех учить одинаково, это справедливо и честно, как в Советском Союзе, когда у всех было одинаковое образование. Во-первых, советское образование не было совсем одинаковым. Во-вторых, кто сказал, что одинаковое образование — это справедливо? Наоборот: у детей разный уровень, разные склонности. Для одних — такое образование, для других — другое, и в этом нет ничего унизительного. У нас же понимается так: давайте лучших учителей отправим учить сильных детей, а остальных уж как-нибудь. Просто учить нужно по-разному: в моем гуманитарном классе нужно одно, а в деревенской школе — другое. Я видела много детей, которые не приживались в нашей школе, а уходили в школу попроще и там расцветали, раскрывались.

В целом считаю: чем больше независимости в школе, тем лучше.

Понимаю все риски, с этим связанные: сначала хаос и анархия. Но только так можно чему-то научиться. Конечно, придется сразу менять всю систему подготовки, на всех уровнях — в педвузах, систему переподготовки. Но я знаю достаточно людей, которые готовы этим заняться, если их позовут. Больше разнообразия, разных школ, с разными уклонами — языковым, математическим, физкультурным, с играми на флейте, больше курсов по выбору, по крайней мере, в старших классах… Я большой сторонник англосаксонской системы образования, которую все мы знаем по «Гарри Поттеру»: до определенного момента все предметы обязательны и детей не переутомляют, а в последних классах они выбирают предметы, по которым будут сдавать экзамены и подавать документы в университет. Выбирают три-четыре предмета и вгрызаются в них. А что у нас? «Литература развивает душу, а математика мозг». А в сумме мы [детей] заваливаем [лишней информацией].

Знания, конечно, нужны. Другой вопрос — сколько их нужно и каких. Мы, безусловно, даем очень много ненужных знаний. Я с содроганием вспоминаю разговор с одной дамой, которая принимала вступительные экзамены по истории в Московский университет. Она сказала: дети должны знать все факты по истории России, потому что это их Родина. Сергей Михайлович Соловьев написал «Историю России» в 28 томах, и читать ее нелегко, но боюсь, даже там изложены не все факты. Дело не только в традиционности школы — это у нас в крови, мы все любим говорить: «Как так! Он не знает вот этого! Он эту книгу не читал, какой позор!»

А может, больший упор делать на навыки, на то, как получать эти знания? Если тебе прививают навыки размышления, ты сможешь получить любую необходимую информацию. Эти подходы пробивают себе дорогу, но невероятно медленно и мучительно. Может, вы слышали о потрясающей школе в карельской деревне: три уютных здания, мало детей, прекрасные отношения между ними и учителями. Молодой учитель говорит: я как хочу, так и экспериментирую, мне директор все разрешает! Это граница с Финляндией, школа выстроена на деньги финнов. Но директор-то не «выстроена» на деньги финнов, просто она понимает, как лучше обращаться со своими учителями. При желании все возможно.

Источник: www.znak.com