Чтобы наши читатели поняли, с кем имеют дело, приведу лишь несколько фактов из биографии Георгия Февзиевича Карабаджака… Еще на 4-м курсе студента легендарного Московского физико-технического института направляют на практику в Институт физических проблем АН СССР, которым в то время руководил знаменитый ученый академик Петр Капица. Защищался Карабаджак по теме «физика плазмы» тоже у него, у Капицы, который тогда был очень близок к пониманию механизмов термоядерных реакций в высокотемпературной плазме, но не успел довести до конца задуманное. Но и после распределения в 1986 году в ЦНИИмаш молодой кандидат физико-математических наук Георгий Карабаджак занялся научно-прикладными исследованиями, связанными с физикой и динамикой плазмы и нагретых газов. Начиная с 2005 года он уже решает более общие, системные вопросы в отрасли. Сначала по координации научных работ на МКС, а с 2008-го занимается большинством проектов, связанных с развитием пилотируемой космонавтики, освоением человеком космического пространства.

— Именно тогда, 10 лет назад, и произошел переломный момент для нашей космонавтики: куда дальше грести? — вспоминает Георгий Февзиевич. — Связано это было с тем, что жить МКС оставалось недолго, до 2015 года, ну а после надо было что-то решать. Стали раздаваться голоса: «А давайте откроем марсианскую программу!» — «Нет, лучше лунную!». Были и такие, кто в середине 90-х вообще хотел закрыть «сверхзатратную» пилотируемую часть космонавтики. В общем, перед нами поставили задачу — ответить на все эти вызовы: зачем нам пилотируемая космонавтика, что государству делать со своей национальной программой после эпохи МКС? За два с небольшим года мы выполнили системный проект, посвященный проблемам будущего исследования и освоения космического пространства, и дали ответы на все вопросы.

Зачем нам нужны космонавты?

— Сейчас срок эксплуатации станции продлен до 2024 года, но актуальности работа не утратила, как я понимаю. Правда, появились дополнительные договоры с американцами и китайцами по исследованию Луны. Но давайте начнем с основополагающего вопроса: зачем человеку далекий космос?

— Мы пришли к выводу, что расширение сферы присутствия человека в космосе — неизбежность. Хотя вопрос сначала казался очень сложным, ведь он находится в той же плоскости, что и вопрос, в чем смысл жизни. После долгих дебатов мы, а также специалисты из Института космических исследований РАН, Института геохимии и аналитической химии, Института медико-биологических проблем, Центра подготовки космонавтов, РКК «Энергия», ГКНПЦ им. Хруничева, организации «Агат» и Института математической экономики РАН (последние делали оценку эффективности рассматриваемых космических программ), пришли к следующему: развитием пилотируемой космонавтики движут не столько сиюминутные интересы, сколько природное стремление человека к неизведанному. Любой биологический вид, который рассчитывает на успешность в нашем мире, так или иначе стремится к освоению новых рубежей, завоеванию новых «территорий», в прямом и переносном смысле. Это биологическая аксиома, если хотите. Существует экспансия в животном мире, существует культурная экспансия, географическая. Когда-то Ермак шел на Восток, а американцы осваивали пустыни Невады и Аляску.

— Остановить это стремление невозможно?

— Этот закон наблюдается во всех системах и на всех уровнях. Он просто существует сам по себе. Вы можете пытаться остановиться, искусственно подавить экспансию. Но тогда знайте, что ваша система будет обязательно сдавлена другими и прекратит свое независимое существование.

— Но всегда беспокоит вопрос: зачем? Ведь, как я понимаю, четкого ответа на него пока нет.

— Да, в цели экспансии есть иррациональная составляющая, которую на первых этапах осознать непросто. Она лежит в нашем характере, в цивилизационных основах человеческого общества, факторами которого являются и национальное самосознание, и престиж нации, и технологическое развитие, и вовлечение молодежи в этот процесс. Вы знаете, какой самый продаваемый плакат был в прошлом веке за рубежом? Не фотография Мадонны или «Роллинг Стоунз» — это была фотография ступни человека на поверхности Луны. Мало кто стремится под землю, в основном все смотрят в небо.

В то же время есть в нашем стремлении в космос несколько вполне прагматичных мотиваций. Вот зачем одни шли осваивать Сибирь с запада на восток, а другие — с востока на запад? Наши предки интуитивно понимали, что освоение новых земель пусть не им, но их детям со временем принесет пользу. Шли порой вслепую, но верили, что материально затратное освоение когда-то перейдет в материально возвратное использование.

Как вы думаете, когда запускали Гагарина, кто-нибудь из коммерсантов вложил бы в тот проект деньги? Очень сомневаюсь: приобретение выгоды от пребывания человека в космосе — это настолько многофакторный и долгосрочный процесс, что мало кто мог здесь заранее рассчитывать на успех. Выгода от него не прямая, а рассредоточенная по многим отраслям. Почувствовать ее смогут лишь будущие поколения. Поэтому это государственная задача, дело государственных мужей, которые обязаны беспокоиться и о жизни будущих поколений. Уже сейчас есть масса примеров тому, что космическая экспансия дала начало целым индустриям: это помогло изобрести Интернет, мобильную связь, многие материалы, которые мы используем в повседневной жизни. Есть хорошая игрушка Space City. В ней можно попасть в город, дом, на кухню, в ванную… И на каждом уровне после активизации тех или иных предметов интерьера выплывают справки. К примеру: «Это сковорода, ее тефлоновое покрытие пришло к нам из космической технологии обшивки ракет» и т.д. По нашим данным, более 600 космических ноу-хау достались нам в наследство от одного только проекта «Энергия-Буран», хотя корабль слетал в космос лишь однажды. А теперь посчитайте, сколько пользы принесли нам все космические проекты СССР и России! Это вся история связи, телемедицина, метеорология, дистанционное зондирование Земли, новые решения в энергетике и машиностроении, новые материалы и многое, многое другое. Кстати, идея наблюдения за Землей из космоса в интересах сельского хозяйства, геологии и картографии, идея дистанционного зондирования в целом стали развиваться после того, как космонавты стали наблюдать и фотографировать Землю из иллюминатора. Сегодня это делают за них аппараты-спутники. Но думаю, что именно космонавтам пришла в голову такая идея. Человек нужен в космосе именно как носитель интеллекта, идей. У него широкий системный взгляд на новую, пока не освоенную область деятельности. У него есть интуиция, которая помогает нам на этапе освоения космического пространства понять наиболее рациональные пути его дальнейшего использования. Это составляет сущность космической экспансии.

Космос ждет российских Масков

— Что у нас сейчас с ближним космосом? Его-то мы уже освоили?

— Изучили, освоили, но к фазе использования в полной мере еще не перешли. А ведь наша методология (предложенная, кстати, в ЦНИИмаше) заключается именно в этой триаде: изучение, освоение, использование. Эта последовательность — стержень любой экспансии, в том числе космической. Сущностное содержание этих этапов предполагает, что ощутимые госвложения в их поддержку должны происходить только до стадии освоения, дальше надо отдавать инициативу частным компаниям и бизнесменам. Мы обозначили это раньше американцев (Барак Обама также заказал подобное исследование в США). С небольшими расхождениями мы пришли к одинаковым результатам: ясно показали, что за 40 лет научились жить на низкой орбите, достигли хорошего уровня в обеспечении жизнедеятельности, и теперь ближний пилотируемый космос должен переходить в стадию самоокупаемости, приносить прямые, осязаемые дивиденды. Ну а бюджетные деньги следует направлять дальше, на проекты по изучению и освоению более далеких рубежей. Нашей программой таким рубежом определена Луна. Останавливаться нельзя, иначе мы выпадем из когорты передовых космических держав, а это чревато потерей многих связанных с этим преимуществ, потерей репутации сильной, высокотехнологической державы.

— Прежде чем мы перейдем к Луне, расскажите, каким вы видите коммерческое освоение космоса?

— Несмотря на то что мы достаточно рано поняли необходимость коммерциализации пилотируемых полетов, американцы быстрее начали воплощать такие планы в жизнь. Они уже практически коммерциализовали пуски по пилотируемой программе: доставку грузов, в перспективе — доставку экипажей. Государство уже готово покупать там эти услуги у частников. И это правильно: вы же не делаете машину, чтобы проехать с места на место, — вы заказываете такси.

— Теперь, когда американцы обошли нас в коммерциализации пусков, есть ли нам смысл развивать те же услуги? Ведь мы наверняка останемся на вторых ролях.

— Нам точно не нужно немедленно сворачивать ни транспортные услуги, ни другие коммерческие инициативы, ведь поставщиков пока не так много и у нас есть шансы побороться за рынок. Но, безусловно, нужно изучать и другие тренды, искать дополнительные возможности коммерциализации пилотируемых программ. Мы в своем исследовании показали, что кроме транспортных услуг таковыми могут, например, оказаться свободнолетающие модули, предназначенные для конкретных научных или технологических исследований, или платформы для дозаправки и ремонта спутников на низкой орбите. Эти же платформы могли бы стать в будущем отправными точками, хабами для поддержки межпланетных экспедиций. То есть государство должно помочь частным компаниям найти наиболее рациональные сферы для инвестиций, подсказать, какие услуги в области пилотируемых программ вероятнее всего будут востребованы, в частности, и со стороны государства, которое в будущем уйдет с низкой орбиты и станет одним из основных их заказчиков коммерческих услуг.

— У нас есть уже первые ласточки — наши новые Илоны Маски российского пошиба?

— Руководитель компании S7 Владислав Филев, насколько я знаю, рассматривает возможность взять в концессию (временную эксплуатацию) российский сегмент МКС, развивать на его базе космический туризм и прочие услуги. Обращаются в Роскосмос и другие предприниматели. Мы как можем помогаем им найти свое место в космической деятельности. Недавно стартовал интересный проект на основе государственно-частного партнерства по демонстрации на Российском сегменте МКС возможности печати тканей биологических органов на 3D-биопринтере. И таких проектов должно быть больше.

— Российская академия наук может стать таким государственным заказчиком для научных исследований у частных концессионеров космической станции?

— Космическая медицина, медико-биологические исследования, проводимые РАН, должны быть на станции, поскольку требуют присутствия людей. Но, к примеру, для наблюдения планет, измерения интенсивности космических лучей, выращивания кристаллов или опытов со сверхвысоким вакуумом универсальная станция, подобная МКС, — не самое хорошее решение. Любая универсальная система уступает специализированной в возможности проводить более тонкие эксперименты. Растить идеальные кристаллы, когда рядом на бегущей дорожке тренируется космонавт, — это не дело, мешает повышенная вибрация. Для тонких экспериментов были бы более эффективны отдельно летающие автоматические модули, работающие без постоянного присутствия космонавтов. И это направление мы сейчас тоже рассматриваем.

— А если потребуется снять показания приборов или заменить реагенты?

— Для этого достаточно будет экипажей обслуживания: прилетели — забрали образцы — улетели.

— Сколько можно запустить в космос таких модулей?

— Столько, сколько нужно.

«Приняли решение остановиться на лунном направлении»

— Итак, орбиту Земли мы освоили и уже знаем, как надо ее использовать. Теперь перейдем к следующему этапу развития космонавтики. Почему именно Луна стоит в вашей программе на первом месте в качестве объекта для изучения и освоения?

— В свое время и у нас звучало предложение сразу махнуть на Марс в 2020–2022 годах. Но у нас хватило воли и аргументации не пускаться в авантюру. В 2008–2011 годах шли очень жаркие дискуссии на эту тему. У нас в ЦНИИмаш был большой НТС (научно-технический совет. — Авт.), мы совещались больше 8 часов с представителями 13 организаций на тему, куда нам лететь — на Луну или на Марс.

— Как романтично!

— В итоге коллегиально приняли решение остановиться на лунном направлении. Одним из важных аргументов стала необходимость обеспечить радиационную безопасность экипажа, ведь мы пока не знаем, как обезопасить людей от космической и солнечной радиации. Некоторые специалисты уверены, что на Марс люди прилетят уже безнадежно больными, если не хуже… На Луне же, где нас уже не будет защищать магнитосфера Земли, наш радиационный щит, мы сможем в реальных условиях отработать способы и средства радиационной защиты. Самое главное — прилетев на Луну за несколько дней, мы в случае чего так же быстро можем и вернуться обратно. Это вам не 2–3 года в марсианской экспедиции. Кстати, наше своевременное решение о лунном направлении дало нам некоторое преимущество перед NASA.

— В чем оно заключается?

— Американцы в 2008–2010 годах приняли неправильное решение — закрыли лунную программу Constellation («Созвездие»). Президент Обама, провозгласив коммерциализацию низких орбит, в качестве государственной цели освоения дальнего космоса, с подачи своих советников, выбрал пилотируемую миссию к астероиду. И это была ошибка. Астероид — не объект освоения, им в лучшем случае надо пользоваться, добывая, когда это станет возможным, полезные ископаемые. Но мы поняли, что, не научившись жить и работать в дальнем космосе, у человечества ничего не получится и с астероидами. Мы посчитали, что проще научиться всему необходимому на Луне.

— Тем более что у нас давно ждут своего часа автоматические исследователи «Луна-Глоб» и «Луна-Ресурс».

— Да. И у американцев подобных аппаратов нет, хотя в свое время их создание планировалось. Кстати, программу с астероидом они тоже практически закрыли, так и не перейдя от слов к делу. В чем сотрудники NASA оказались мудрее своего предыдущего президента, так это в том, что не остановили работы по созданию комплекса сверхтяжелой ракеты-носителя SLS и корабля Orion, которые в свое время готовились для лунной и в будущем для марсианской программы. Сейчас они все активней возрождают свои работы по освоению Луны, меняют предложенный прежней администрацией курс и предлагают нам работать совместно над освоением Луны, в частности над созданием лунной орбитальной станции.

Как «Ворота в глубокий космос» превратились в ДСП

— Данные наших исследовательских аппаратов будут доступны американцам?

— Эту тему мы пока конкретно не обсуждали. Наша программа нацелена на то, чтобы с помощью автоматических космических аппаратов провести рекогносцировку, отработать систему посадки, изучить свойства и состав грунта — насколько он пригоден для того, чтобы на нем и из него строить тяжелые сооружения и т.д. Реголит ведь на самом деле это, с одной стороны, пыль, а с другой стороны — материал, из которого прямо на месте можно будет изготавливать строительные конструкции.

— Получится ли? Ведь эта пыль очень агрессивна, насколько известно.

— Это правда. Но она агрессивна не столько химически, сколько механически. Это пыль, которая образовалась еще в доисторическое время. Оттого что на Луне нет ни атмосферы, ни открытой воды, она находится в первозданном виде. Если вы посмотрите на песчинку только что образовавшейся породы, она будет остроконечной, колючей. Это на Земле она за многие годы, подвергаясь воздействию воды и атмосферы, округлилась, поэтому и не доставляет нам неудобств. Так, например, вдохнув ее, вы легко можете выдохнуть. На Луне же она, случайно попав в пищу или в легкие, может поранить мягкие ткани. Так что, безусловно, нам надо будет учиться работать с реголитом.

— Насколько оправданно строительство окололунной станции?

— С точки зрения задач освоения она понадобится лишь после того, как у нас на Луне будет развитая инфраструктура. Это может случиться гораздо позднее 30-х годов. Но поскольку наши партнеры по МКС решили начинать освоение Луны со станции (у американцев не было первоначальной задачи спускаться на Луну), нам целесообразно сохранить сложившуюся кооперацию, основываясь на своих национальных интересах. Давно всем понятно, что сотрудничество всегда приносит пользу, если оно правильно организовано. А если откажемся? Надо создавать новый альянс. В противном случае — лишимся возможности на обмен технологиями, лишимся возможности иметь дополнительное транспортное обеспечение, которое снижает риски наших программ, возможности разделять с партнерами финансовую нагрузку.

— Зачем станция самим американцам, если у них нет планов строить на Луне базу?

— Это издержки планирования. Десять лет назад они сказали: у нас цель — Марс. Но быстро достигнуть этой цели не получилось, да и не получится. А демонстрировать налогоплательщикам движение вперед, показывать значимые достижения желательно каждые 5–7 лет. Вот и появилось несколько натянутое, на мой взгляд, решение создать окололунную станцию, отвечающую в той или иной мере интересам всех партнеров по МКС. NASA декларировало свой интерес к станции как к платформе для подготовки освоения Марса, «воротам в дальний космос». Отсюда название — Deep Space Gateway. Сегодня в прессе станция все чаще называется Deep Space Platform (DSP). У меня такое впечатление, что еще немного — и за изменением названия партнеры будут пересматривать и ее функции.

— Какой вклад в программу DSP ожидают от России?

— Некий шлюзовой модуль, через который космонавты будут выходить в открытый космос.

— Но нам все время повторяют: денег нет, денег нет… На какие средства мы будем строить этот шлюз?

— Бюджет на его создание вполне подъемный. Поддержание статуса передовой космической державы, безусловно, сопряжено с финансовыми издержками. Все страны, претендующие на это звание — Китай, США, Япония, Германия, Франция, — имеют программы освоения Луны и дальнего космоса. А вот, к примеру, Швейцария довольствуется более скромной ролью и готова пожинать плоды освоения космоса (в том числе плоды технологического развития) во второй очереди. Это вопрос национального самосознания, вопрос о том, насколько мы ощущаем себя державой самодостаточной, мощной, способной не только оторваться от Земли, но и пойти дальше, к новым космическим рубежам, увлекая за собой менее технологически развитые, но мечтающие об освоении космоса страны и народы.

— Интересно, вы уже отбираете космонавтов для полетов к Луне? Какими качествами они должны обладать?

— Этим занимается Центр подготовки космонавтов. Но понятно, что эти люди должны быть еще более стрессоустойчивыми, чем обычные космонавты. Ведь дальние полеты — это автономность, оторванность от Земли на недели, а то и на месяцы и годы. Есть даже предложение отбирать в будущий отряд тех космонавтов, чьи организмы устойчивы к воздействию радиации.

— Есть и такие?!

— Конечно. Существуют же люди, пережившие рак и длительные курсы облучения. Значит, теоретически таких можно как-то выявлять и готовить к дальним полетам. Эти вопросы рассматриваются нашими учеными и инженерами в ИМБП РАН и ЦПК, мы как общепрограммные интеграторы заказываем им эти работы и следим, чтобы соответствующие технологические возможности появились у нас вовремя.

СПРАВКА «МК»

В марте Роскосмос и Китайская национальная космическая администрация подписали соглашение о намерениях по сотрудничеству в области исследования Луны и дальнего космоса, а также о создании Центра данных по лунным проектам. Предполагается взаимодействие по реализации российской миссии «Луна-Ресурс-1» («Луна-26») в 2022 году, а также запланированной на 2023 год китайской миссии посадки в область южного полюса Луны.

Источник: mk.ru