— Роман, расскажите, как сложилось ваше необычное трио?

— Я написал текст на старую румынскую мелодию Габи Лункэ «La caricuma de la drum». Балканы в нем воплощаются в образе женщины. Они ведь очень колоритные… Там есть и горы, и море, и лес, на этой территории живут разные национальности. Вот и появился такой яркий персонаж — Балкана мама. Лоредана идеально подходит для этой роли, она очень харизматичная. В Румынии это звезда номер один, делающая шоу на уровне топовых западных артистов. Она даже снималась в Голливуде, входит в жюри румынского «Голоса». В какой-то момент появилась идея пригласить поработать с нами и Лигалайза. Мне кажется, все сложилось. Да и сама песня хорошая, задорная и добрая.

— А до этого вы общались с Лигалайзом?

— Нет, мы не были друзьями, даже не были знакомы персонально, но, конечно, слышали о нем еще в 90-х, потому что он тоже появлялся то тут, то там в разных андеграундных формациях. Мы начали общаться недавно, сначала заочно по интернету, он с интересом слушал нашу музыку, а потом уже встретились в реальной жизни. Раньше, конечно, такое было невозможно.

— С одной стороны, тандем получился неожиданным, с другой – вы работаете в таком направлении, где возможны любые эксперименты. Вектор движения был выбран сознательно?

— Да, у нас нет абсолютно никаких ограничений. Кто-то называет нас этническими музыкантами, кто-то рокерами, а я бы назвал то, что мы делаем, просто позитивной, энергичной музыкой с балканскими корнями, не привязываясь к конкретным жанрам. По крайней мере, сейчас ощущения такие.

— Как вы думаете, почему именно балканская музыка так любима в России, и чувства слушателей к ней здесь не остывают уже долгие годы?

— Это риторический вопрос. Непонятно, почему именно в России так любят цыганских музыкантов, хотя в других странах к ним относятся спокойно. Больше нигде в мире нет аналога театру «Ромэн». На Балканах много славян – сербы, хорваты, болгары. Может быть, привязанность публики и понимание культуры связаны с этим. А вообще, на балканский регион оказала большое влияние азиатская музыка. Она текучая, живая, огненная, интересная, поэтому не оставляет слушателей равнодушными. Хотя есть и такие, которые любят что-то поспокойнее. Это дело вкуса.

— В прошлый раз мы встречались с вами в 2014, когда вы отмечали 20-летие Zdob Si Zdub. Какие перемены произошли за это время?

— С нами постоянно что-то случается, каждый день приносит что-то новое. В глобальном смысле все идет своим чередом: мы много гастролируем, снимаем клипы, пишем песни, слава богу – живы-здоровы. Прошлой весной у нас было европейское турне. Помню, утром перед отлетом был такой сильный снегопад, что поломало все деревья, я еле-еле пробрался в аэропорт, не взял свою концертную одежду. В итоге я вышел на сцену на международном фестивале в Бельгии в два часа ночи босиком с фразой: «Ребята, мы доехали!» После этого был Париж, потом Лондон, где мы отыграли отличный клубный концерт со своими друзьями Black Olives, которые там живут. Они влюблены в «битлов»… С нами там еще была группа Cuibul из Кишинева. В этом сезоне у нас было турне по Канаде и США. В Америке мы были впервые. Буквально недавно я вернулся из Индии, где мы снимали очередное видео, а сейчас — пишем сказочный этно-экспериментальный альбом «Bestiarium». Весенние концерты в Москве и Питере – еще одна радость.

— Вы заговорили о выступлениях в других странах. Насколько отличаются зарубежные фестивали от российских и публика в разных частях света?

— Те, кто путешествуют по морям и океанам, — люди творческие, люди мира, для которых границ не существует. На фестивали они — вне зависимости от национальности, социального статуса и политических воззрений — приходят получать удовольствие, расслабляться, слушать музыку. Они приходят за творчеством, за энергией, за словом, за впечатлением и вдохновением. На крупных опен-эйрах, таких, как Sziget, или Roskilde, на которых мы выступали, собирается абсолютно разношерстная публика и артисты с самых разных уголков планеты. От отца фанка Джеймса Брауна (царство ему небесное) до «Ленинграда», от Markscheider Kunst, с которыми мы играли в Германии, до румынских и египетских цыган на этно-сценах. Если говорить о сольных концертах, там все происходит несколько иначе. Допустим, на Markscheider Kunst приходят преимущественно русские эммигранты, на нас — больше молдаван. В основном аудиторию формируют бывшие жители СССР. Мы меняем сет-листы в зависимости от формата выступлений, для фестивалей выбираем одну программу, для клубных концертов — другую.

— А случаются ли неожиданные знакомства, которые потом приводят к интересным коллаборациям?

— Если ты открыт миру, то постоянно сталкиваешься с такими ситуациями. Очень интересно знакомиться с новыми людьми, коллегами по сцене, с новыми культурами. В Индии, например, я был на концерте индийско-российской группы, которая исполняла классическую индийскую музыку. Ее солист — родом из Индии, барабанщик из Питера, а гитарист, по-моему, из Екатеринбурга. Там же была лекция Севы Новгородцева, приезжал Борис Гребенщиков, французы – факиры, йоги и музыканты… Так что мир на самом деле – очень маленький и тесный шарик.

— Хочется немного поговорить о пластинке «Bestiarium». Есть ли в ней какой-то общий лейтмотив?

— Да, это как раз не столько эклектичная, сколько концептуальная работа, откуда мы убрали все песни, которые к ней не подходят. Они будут издаваться отдельно – в качестве синглов или бонус-треков. Мы сочиняли этот альбом в лесу, в Карпатах, и первый сингл с него называется «Ursul» — «Медведь». Это песня о взаимоотношениях природы и человека. И это тот самый лейтмотив, который проходит и сквозь все остальные композиции.

— Чем эта тема актуальна для вас сегодня, когда все вокруг больше озабочены социально-политическими и бытовыми проблемами?

— Многие вещи происходят бессознательно. Все зависит от того, на что настроен художник. Ребята, которых постоянно окружает город, политика, пропускают все происходящее через себя и, соответственно, пишут об этом песни. А наш альбом о другом: мы живем в своем мире и создаем композиции о том, что окружает нас. Мы не сидели, не выдумывали ничего специально, процесс происходил органично.

— Сейчас многие артисты отказались от выпуска полноценных пластинок, довольствуясь синглами, мини-дисками. Мотивируют они это тем, что скорость жизни увеличилась, и публике уже некогда и неинтересно прослушивать эпические музыкальные полотна. У вас другое мнение на этот счет?

— Мы просто привыкли так — выпускать и слушать музыку альбомами… Можно по-разному писать картины. Какая форма тебе ближе, такую ты и выбираешь. Все имеет место быть. Но мне кажется, когда человек слушает пластинку, он максимально глубоко погружается в материал. Я всегда испытывал особое, очень приятное чувство, когда знаешь, какая композиция будет следующей на диске любимой группы. Сегодня все люди бегут куда-то, они не любят останавливаться, многие уже не так вдумчивы. Хотя у нас тоже, как я уже говорил, есть не только «эпические полотна», но и отдельные синглы.

— Этническая музыка, к которой Zdob Si Zdub имеет самое прямое отношение, — это целый космос. Открываете ли вы для себя что-то новое в этой сфере как слушатель?

— Конечно, она бездонна. Послушайте русскую народную музыку. Я имею в виду не массово популярные песни, а древние обрядовые, например. Когда я посетил в Москве концерт Инны Желанной, то был окрылен и изумлен. Такого не услышишь ни по радио, ни по телевидению. Голос, лады, слова… Во всем этом чувствуются северные корни, что-то взято из духовных текстов, что-то — еще из языческих. И это те древние знания, которые мы утратили.

— Почему так произошло?

— Все слишком увлеклись формой, забывая о содержании. Раньше люди жили со смыслом, вкладывали его в свои слова и поступки. Поэтому существовали обряды, ритуалы, действия имели сакральное значение. Когда люди обрели комфорт, они многое потеряли.

— Тем не менее, живя в современном мире, приходится задумываться и о насущных проблемах. Совместимо ли, на ваш взгляд, искусство с бизнесом?

— Лично мы стараемся, чтобы все дела группы, связанные с бизнесом, брал на себя менеджмент, но все равно так или иначе приходится участвовать в них и самим. Конечно, хотелось бы больше заниматься творчеством, меньше бизнесом и бытовыми вопросами, но все не так просто. С одной стороны, замечательно, что мы постоянно гастролируем, с другой — это очень сильно тормозит процесс создания музыки, не оставляет пространства для осознанного творчества. Меня со временем все больше тянет к тому, чтобы углубиться в свои мысли: снять бы на месяц дом где-нибудь в Греции или в Индии, засесть там с гитарой и хотя бы на время остановить эту бешеную гонку… Думаю, подобные желания в какой-то момент возникают у каждого зрелого человека. Мы ведь постоянно либо бежим в будущее, либо думаем о прошлом и абсолютно отсутствуем в настоящем.

— Есть ли осознание, что вы начинали свой творческий путь в совершенно другую эпоху?

— Да, смена эпох, поколений ощущается очень сильно. Это странное чувство, но если ты сформировал свой стиль, нашел свою «ноту» и находишься в своем энергетическом потоке, то обретаешь некое бессмертие. Люди приходят и уходят, ты отдаешь им то, чего они ждут, а время идет своим чередом.

— Даете ли вы себе установку не повторяться, не быть похожими на себя вчера?

— Нет, мы стараемся никогда не загонять себя в какие бы то ни было рамки. У нас есть только одно желание и установка — делать честную, интересную музыку с положительным зарядом, ни в коем случае не циничную и бескультурную. Я никогда не использую в текстах ненормативную лексику. Я не ханжа, это просто не мое.

— Сегодня многие музыкальные жанры обезличиваются, обесцениваются, превращаются в мусор: посмотреть хотя бы на некоторых юных рэперов, которые напрочь лишают хип-хоп содержательной составляющей, наполняя его исключительно агрессией или выражая с его помощью животные инстинкты…

— Я понимаю, о чем вы говорите. Действительно, цинизма, пустоты, безысходности и агрессии становится все больше. И я даже не воспринимаю такую музыку, если чувствую деструктивную энергетику, то сразу выключаю трек. Мне понравилось, как Юрий Шевчук в одном интервью сказал, что в музыке, на его взгляд, должен быть баланс животоного, языческого, вакхического начала и духовного. Если превалирует животное начало, это уже не музыка. Конечно, каждому ближе свое, но что человек сеет, то он потом и пожнет. Зачастую многие изобретатели, ученые, поэты сами не осознают, что они создают на самом деле, а потом уже становится поздно.

— Вашей команде уже почти 25 лет. Существует мнение, что со сцены нужно уходить вовремя. С другой стороны, мы видим на мировой арене группы, которые продолжают играть и в 30, и в 40 лет. Существует ли, на ваш взгляд, какой-то рубеж?

— Зависит от того, что ощущает артист, выходя на сцену. Кто-то устает, и ему хочется сделать паузу, кто-то уходит насовсем, другие наоборот — с годами раскрываются и приходят к новым знаниям. Мне кажется, мы только сейчас начали что-то понимать, появилась какая-то осмысленность в текстах… До этого превалировала форма и вибрация.

— Какие ключевые события в жизни сформировали вас как личность, как музыканта?

— Мировоззрение, мироощущение складывается только благодаря жизненному опыту. Процесс непрерывен, если быть к нему внимательным, открытым и анализировать то, что с тобой происходит. Я постоянно стараюсь заниматься саморазвитием, изучать культуру, искусство, литературу, мысли людей. Это меня и формирует. Но, знаете, музыкантом я себя не чувствую, и художником тоже. Скорее — проводником, который передает людям какую-то энергию. Такое ощущение у меня еще с детства, когда я играл во дворе на гитаре и видел, как ребята на это реагировали… Кто-то плакал, кто-то смеялся… Было очень проникновенно.

— Наверняка, когда группа только появилась, у вас были свойственные всем молодым людям яркие амбиции, юношеский максимализм. Во что они трансформировались?

— Мы все время старались трансформировать свою неуемную энергию в форму, в фирменную американскую подачу альтернативной музыки, на которой мы росли. И только сейчас мы приходим к осознанию того, насколько важно содержание. Отчасти оно связано для нас с фольклором, а если говорить глобально — это размышления о жизни. Было бы здорово, если бы они хоть как-то могли изменить мир… Хотя на земле все так устроено, что это может сделать один человек. Вспомнить хотя бы, каких личностей подарило нам послевоенное время и какое влияние они оказывали на людей, на развитие культуры, — Шукшин, Тарковский, Бродский, Высоцкий. Кстати, не так давно я решился и спел Высоцкого на молдавском. Когда-нибудь я это покажу.

Получайте короткую вечернюю рассылку лучшего в «МК» — подпишитесь на наш Telegram.

Источник: mk.ru