О Броневом как артисте можно говорить бесконечно, но киновед Кирилл Разлогов сделает это лучше других – объективно и точно.

– Кирилл Эмильевич, Леонид Сергеевич был во всем уникальным, относительно поздно начал сниматься…

– Потеря Леонида Броневого – особая потеря. Он человек сложной, многогранной, многоплановой судьбы; работал в театрах чуть ли не на всей территории Советского Союза. Постепенно вырабатывал то амплуа, в котором стал знаменитым. И знаменитым его сделал, в первую очередь, кинематограф, – хотя, что интересно, амплуа-то его было преимущественно театральным. Такой своеобразный персонаж-маска со своими характеристиками, со своей специфически-иронической интонацией с элементами гротеска…

– Можно уточнить: вот если, допустим, Куравлев отлично совпал всем своим естеством с запросом советского кино, то с Броневым подобного не было – он себя долго нащупывал, никакой «запрос» его не понес сразу по волне успеха…

– Нет, в случае с ним такого не было, он искал себя, и долго, искал по провинциальным театрам, где его и не видел никто, кроме жителей тех городов… А сложился в двояком измерении – и театральном и как характер-маска – уже позже. И да, в его становлении очень большую роль сыграл еврейский фольклор, идущий от его собственной биографии: с детства впитал в себя какие-то интонации, которые затем переделал на всероссийский лад.

– Таких легких, ироничных артистов – по пальцам…

– Совсем немного. Я бы сказал – артистов с двойным дном. И вот со временем, уже сложившийся образ актера и персонажа, стал переноситься из фильма в фильм. В кино его знаменитым сделала, конечно, роль Мюллера в «Семнадцати мгновениях весны» – в картине, которая сама по себе была эмблематичной и известной всему населению. И это одна из немногих ролей, через которую был дан неожиданный, весьма сбалансированный портрет немецкого фашиста. Что обратило на себя внимание. Эта роль была, скорее, исключением в его актерской биографии, потому что в дальнейшем, – будь то козаковские «Покровские ворота», или фильмы Рязанова, – Броневого использовали как уже сложившуюся маску. И в этом своем качестве он и запомнился зрителям нынешнего поколения, которые не видели его в отдаленных театрах…

– Ну было еще «Возвращение резидента», эта прекрасная тетралогия Вениамина Дормана…

– Опять-таки он в привычном амплуа там выступал, это не что-то такое, что можно было бы назвать неожиданной для него ролью… роль ожиданная, но с блеском исполненная, и с блеском зафиксированная в общественном сознания.

– В редких интервью он любил довольно жестко повторять фразу – «Артист – это женская профессия».

– Он был Артистом. И мог быть артистом в момент интервью. Знал те спорные и дискуссионные реплики, которые обращают на себя внимание. Он любил яркие фразы. И его невозможно разделить на «человека снаружи» и на артиста: это единый образ. Абсолютно. И, безусловно, очень мужественный. Поэтому его потеря особо невосполнима: мы его вживую уже не увидим, и остается только обращаться к тем портретам, которые он дал на экране. Пересматривая фильмы с его участием снова и снова, мы вспомним об одном из самых характерных и великих актеров нашей эпохи…

КРЫЛАТЫЕ ФРАЗЫ БРОНЕВОГО, СТАВШИЕ ФОЛЬКЛОРОМ

Мюллер из «Семнадцати мгновений весны»

— Штирлиц, а вас я попрошу остаться.

— Что знают двое, то знает свинья.

— Верить в наше время нельзя никому, даже самому себе. Мне — можно.

Герцог из «Тот самый Мюнхгаузен»

— Война — это не покер: ее нельзя объявлять, когда вздумается.

— Талию делаем на уровне груди. Не разрешу опускать талию на бедра! В конце концов, мы центр Европы!

— Кто подписал? Я подписал? Да, я подписал.

Доктор из «Формулы любви»

— Голова — предмет темный, исследованию не подлежит.

— Погодите, голубчик, с портретом, дайте ему со скульптурой разобраться.