Начнем с балета, который стал главной сенсацией вечера, а кроме того, самой провокативной его частью. Балет «Минус 16» начинается задолго до окончания перерыва. Сначала перед опущенным занавесом, а после того как он был поднят — и на открытом пространстве сцены, под танцевальную музыку 50-х, срывая восторженные аплодисменты и крики «браво», в стиле гага импровизирует танцовщик Максим Севагин. Затем под «Хава нагилу» свет гаснет, занавес закрывается, а когда открывается вновь, у стульев полукругом стоят 19 танцовщиков в черных котелках, черных костюмах и в белых рубашках — типичное одеяние ортодоксального еврея…

Из досье «МК»: Руководитель культовой израильской компании современного танца Batsheva Dance Company Охад Нахарин имеет «русские» корни. Внук выходцев из России родился в кибуце Мизра и рос в семье преподавательницы танца и актера. Уйдя из нью-йоркской труппы Марты Грэхем, куда Нахарин был приглашен самой основательницей знаменитой компании, хореограф в качестве танцовщика недолго работал в «Балете XX века» Мориса Бежара. Причем Бежар лично отсматривал забракованного было на кастинге танцовщика и лично зачислил его в свой коллектив. Из знаменитого бежаровского «Болеро» Нахарин и позаимствовал идею своего скандального балета «Минус 16»… Да и вообще, все те тенденции, с которыми хореограф сталкивался в течение своей карьеры (а кроме Бежара и Марты Грэхем работал он еще и в Нидерландском театре танца), сплавились у него в собственный язык движений, получивший причудливое наименование «гага».

«Минус 16» — балет далеко не новый. Московская публика под разными названиями и в разных модификациях видела его неоднократно в исполнении иностранных гастролеров. В том числе и в исполнении труппы самого Нахарина Batsheva Dance Company. И такой интерес к этому произведению не случаен.

Балет вызвал даже нешуточные волнения в израильском кнессете, и его не единожды требовали запретить депутаты-хасиды, предъявляя обвинение в осквернении святынь. Ведь в начальном эпизоде из этого балета под песню пасхального седера с припевом «Один Бог на земле и на небе» происходит массовое освобождение артистов от одежды. Сначала в воздух летят еврейские котелки, а потом и другие предметы одеяния ортодоксального иудея: черные пиджаки, потом башмаки, затем рубашки, а дальше и брюки…

Сидящие на стульях полукругом, совсем как в бежаровском «Болеро», 19 танцовщиков «Стасика» в конвульсивных движениях (всплеск руками, взмах ногами, изгиб корпусом назад, удар кулаком в живот), сползая со стульев, а потом вновь на них вскакивая, осуществляют массовый стриптиз, скидывая с себя всю одежду, пока не остаются в одном нижнем белье.

Причем заняты здесь и премьеры труппы: так весьма интересно было наблюдать, насколько отвязно в «Минус 16» смотрится образцовый классический премьер «Стасика» Иван Михалев. В самом конце представления он даже попытался перейти на нижний брейк! В балете Нахарина используются в основном массовые танцы, но имеется тут и дуэт на музыку Вивальди. Под пение контртенора его отлично исполнили Евгениий Жуков и Дина Левин.

Ударный эпизод спектакля: 17 танцоров спускаются в зал и вытаскивают зрителей на сцену, устраивая с ними сеанс массовой же (в этом спектакле все делается массово) хореографической импровизации. Зрители и артисты танцуют друг с другом, да так, что некоторые добровольцы из публики не хотят уходить со сцены, а из зрительного зала неожиданно раздается женский выкрик: «Мы завидуем вам!». Гага действительно совершает чудеса. В каком еще балете простому зрителю доведется станцевать вместе с балетным премьером и другими артистами на академической сцене?

Просто сказать, что публика была в полном восторге, — не сказать ничего! Ощущения совершенно улетные! Прав Бежар, утверждавший: «Зрители немного нам завидуют — им хотелось бы и самим быть танцовщиками, но настанет день, когда танцевать будут все». Судя по премьере в «Стасике» этот день уже близок. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что некоторые во время танца со зрителями в знак протеста зал все же демонстративно покидали.

Для того чтобы свободно танцевать этот балет, нужно вначале обучиться системе гага, изобретенной Нахарином. Гага — это особый способ познания себя через понимание собственного тела. Он учит слушать тело, чувствовать свои мысли и настроения, наконец, что особенно важно, позволяет двигаться с полной свободой и в гармонии с самим собой. При этом хореограф совершенно отказывается от необходимых любому танцовщику в классе зеркал. Такому способу раскрепощения, выбирая балет «Минус 16», и решил обучить свою труппу ее худрук Лоран Илер, а заодно раскрепостить и излишне зажатую московскую публику.

Два месяца артисты осваивали заковыристый стиль и станцевали «Минус 16» едва ли не лучше артистов самой «Батшевы», с которыми Нахарин гастролировал в Москве на Чеховском фестивале 5 лет назад. Во всяком случае, такого энтузиазма в зале и ликования публики на гастролях «Батшевы» точно не было. Так что «Стасику» эксперимент определенно удался.

Другой хореограф программы — Марко Гёкке, тоже сделал сенсацию в Москве, только этой осенью. На фестивале Дианы Вишневой Context в его хореографии показали балет «Нижинский», в котором Гёкке не только ухитрился рассказать о гениальном танцовщике на своем собственном оригинальном языке, но поведать о жизни Нижинского с шокирующей откровенностью. Этот балет даже сравнивали с балетом «Нуреев» в Большом театре.

На этот раз хореограф вдохновился темой из жизни пресмыкающихся. В своем балете он рассказал историю черепахи по имени Джордж, которая была последним представителем гигантских Абигдонских слоновых черепах. Рептилию прозвали «самым знаменитым холостяком в мире». Он умер на Галапагосских островах в возрасте 100 лет в абсолютном одиночестве.

Об одиночестве и этот балет. Хореограф говорит в нем, конечно, не о черепахах, а о людях. «Одиночество — наша основная человеческая трагедия, и ее можно осознать и прожить в выразительном танце. Я чувствую, что тело — это тюрьма: неспособность выйти из наших тел — та отправная точка, с которой начинается отчаяние в моих движениях», — говорит о своем спектакле Гёкке.

Это отчаяние и надо показать движением, точнее, трепыханием рук. Ведь так же, как и Нахарин, Гёкке изобретатель своего собственного языка, который не спутаешь ни с каким другим. Здесь почти нет высоких подъемов ног и больших прыжков. Гёкке вообще интересна только верхняя часть тела. Ноги в его системе совсем не важны. Главное тут корпус, а также четкая и быстрая работа рук. Весь балет в основном и построен на таких движениях: очень ломаных, маленьких и компактных.

И вот тут танцовщиков «Стасика» поджидало фиаско. Почти никто из 11 человек, занятых в балете, этой системой в совершенстве овладеть не смог. Движение рук и корпуса в их исполнении не отражали ни одиночества, ни музыки Шостаковича, на которую поставлен этот балет. Лишь только в нескольких соло танцовщики Джошуа Трия, Георги Смилевски, Денис Дмитриев (в другом составе помимо Дмитриева это Евгений Жуков и Георги Смилевски-младший) смогли уловить трагизм и накал музыки композитора, найти нужные акценты в движениях. В остальном все было похоже на самодеятельность, и если б я не видел, как можно работать в этой системе под музыку Шопена и Дебюсси на балете «Нижинский», я бы подумал, что это просто такая плохая хореография…

Конечно, систему движений, разработанную Гёкке, так с наскока не одолеешь. Тем не менее у артистов все же есть хороший стимул освоить эту технику. Да и присутствие этого балета в репертуаре театра весьма полезно.

Но вот где театр был в своей стихии — так это в балете «Призрачный бал». Балет, за который Брянцев, кстати, первый из хореографов у нас в стране, получил «Золотую маску», идет в театре аж с 1995 года. И если б убитый в Праге 14 лет назад многолетний балетный худрук театра, кроме этого балета, ничего не поставил, он бы и тогда остался в истории. Это бесспорная вершина его творчества. Ни в каких других своих сочинениях так ярко не обнажился талант этого балетмейстера.

Создав фактически удачную кальку со шлягера Джерома Роббинса «В ночи» (этот балет также имеется в репертуаре театра), Брянцев ни в чем Роббинсу не только не проиграл, но создал абсолютно конгениальное творение. Увидев этот балет, нынешний худрук театра Лоран Илер оценил его по достоинству и сразу понял, что он «обязательно должен вернуться в репертуар театра».

Правда, не все артисты в нем смогли повторить достижения своих предшественников, таких замечательных танцовщиков, как Людмила Шипулина, Виктор Дик, Сергей Орехов, Герман Шалтырев, Наталья Ледовская и Владимир Кириллов. Так, например, Шипулина и Дик были намного тоньше, трагичнее, органичнее нынешних исполнителей второго дуэта, к сожалению, лишь механически повторивших порядок движений. Артист Дмитрий Соболевский всем своим видом показывал, как сложно в этом дуэте делать (действительно трудные) поддержки. Так что ни о вдохновении, ни об образе в его исполнении речи не шло.

Зато Ксения Шевцова и Георгий Смилевски, Денис Дмитриев и Эрика Микиртичева проявили замечательное мастерство, уловили стиль, создали выразительный, тончайший, почти прозрачный, акварельный рисунок своих партий. Особо выделим дуэт Оксаны Кардаш и Ивана Михалева, который смело можно назвать пластическим шедевром. В их танце было все — чувственность, меланхоличность, тончайшая грация. Исполнители сумели передать гармонические изыски этой хореографии, ее воздушность, изобилие полутонов и напоминали в своем поэтичнейшем танце роденовских влюбленных.

Получайте короткую вечернюю рассылку лучшего в «МК» — подпишитесь на наш Telegram.

Источник: mk.ru