Свобода. Немой Онегин. Часть ХIII

ХХХVII. СЮЖЕТ

— А разве есть русские романы?!
Пушкин. Пиковая дама

Как хотите, но в романе должен быть сюжет. А уж в романе начала ХIХ века — непременно. Джойсы и всякие постпостмодернисты ещё даже не родились и тем более свою ересь не придумали.

Но в самом знаменитом русском романе сюжета нет!

Первая глава. Ничего! Ни одного приключения, ни любви, ни вражды. Рассказ о стандартном детстве барчука, переезд в деревню (это не событие, всего лишь обстоятельство).

Вторая. Явление Ленского и Татьяны. Но опять ничего не происходит!

П.А.Катенин — Пушкину
14 марта 1826. Петербург
Наконец достал я и прочел вторую песнь Онегина, и вообще весьма доволен ею. Замечу тебе однако (ибо ты меня посвятил в критики), что по сие время действие еще не началось (позади четверть романа!); разнообразие картин и прелесть стихотворения, при первом чтении, скрадывают этот недостаток, но размышление обнаруживает его; остаётся тебе другое дело: вознаградить за него вполне в следующих песнях.

Пушкин не вознаградил. Сюжетная бедность стала лишь очевиднее, когда «Онегин» кончился.

Третья глава. Татьяна влюбилась и отправила письмо, потом бегала.

Четвёртая. Онегин говорит барышне, что он не создан для блаженства. Татьяна молчит как рыба, которая воды в рот набрала.

Пятая. Именины, танцы; Ленский обиделся.

Шестая. Дуэль (занимает 3 строфы из 46).

Седьмая. Таня ходит в библиотеку. Потом уезжает в Москву.

Восьмая. Онегин встречает Таню в СПб. Пишет ей письмо. Молча слушает её отповедь. Входит муж, но ничего не говорит. Ни поцелуя, ни пощёчины.

Это всё. В сказке о царе Салтане сюжета в тысячу раз больше. А «Золотой петушок» вообще блокбастер. Событий в «Онегине» так мало, что едва хватило бы даже на рассказ. Где уж тут роман.

Но вот другое письмо сурового критичного Катенина:

П.А.Катенин — Пушкину
16 мая 1835. Ставрополь
Согласен ли ты со мной, что Онегин лучшее твое творение?

Письмо 1835 года. Бессюжетный роман давно закончен, всеми прочитан, однако теперь Катенину «недостаток действия» почему-то мешать перестал.

Мой «Немой Онегин» (часть ХII) многих возмутил. Не роман?! Дневник?! Народ требует доказательств. Попытаемся.

Роман — имеет ту же цель, что повесть и рассказ — изобразить действительную жизнь со всеми её светлыми и тёмными сторонами, но отличается объёмом и сложностью содержания.

Энциклопедический словарь
Павленкова. 1905.

Роман — повествовательное произведение со сложным сюжетом и многими героями.

Толковый словарь русского языка.
РАН. 2008.

Большой объём? сложный сюжет? много героев? Это не про «Онегина».

Пушкин создал иллюзию самым простым способом. Назвал своё сочинение «роман» — и всё. Назвал бы эпосом — был бы эпос.

В «Онегине», почти в конце, есть замечательное «вступление»:

Благослови мой долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкривь.

Но про эпос Автор догадался в Седьмой главе (1828), переименовывать было поздно.

Что сюжета нет (или почти нет) — давно известно и доказано. Нет и эпилога! Маша Миронова и Петруша Гринёв, Наташа Ростова, Раскольников, Германн, Ставрогин, Остап Бендер, Анна Каренина — про всех знаем, что с ними стало потом. А про Онегина — нет.

Даже тот замысел, который под конец вроде бы у Автора и был, нам неизвестен. И дело не в том, что «сожжена Десятая песнь».

Оборвал. Что-то случилось.

Был огромный успех творческий и коммерческий, друзья умоляли, читатели требовали, нужда толкала — ничто не склонило. Не стал продолжать.

В 23 года, начиная «Онегина», он, может, и думал о романе в стихах; даже объявил печатно. А потом увидел: получается нечто другое. Успешное; восхитительное и восхищающее. И всё шло как нельзя лучше, весело. А потом что-то случилось. И оборвал.

Замысел не мог не измениться. Он у всех меняется в процессе сочинения. А тут — восемь лет! было время, долгий срок…

Начал 23-летний холостяк, задира, дуэлянт, игрок. Закончил в 31, женатый. За восемь лет — от 23 до 31 — меняется многое. 8 лет — это ж не равнодушный календарный счёт. Время с возрастом замедляется радикально. Сперва летит, потом ползёт, потом — останавливается. На ночлег!

ТЕЛЕГА ЖИЗНИ

…С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! мать!

Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!

Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И дремля едем до ночлега —
А время гонит лошадей.

Заметим: до ночлега, не до могилы. Ночлег (смерть) лишь остановка в пути.

В названии этого стихотворения второе слово важнее. Вся земная жизнь проехала…

Восемь лет писал.

В два утра — «Граф Нулин». В три дня «Моцарт и Сальери». За шесть месяцев «Борис Годунов». А тут…

Восемь лет роман не пишут; тем более в молодости. За это время можно было бы и сюжет сочинить. Двухтомные «Братья Карамазовы» — два года. «Война и мир» — четыре толстых тома — шесть лет. А в «Онегине» едва ли полтораста страниц.

«Полтава» в сто раз более роман, чем «ЕО». В «Полтаве» потрясающий сюжет! великие события! герои! А в «ЕО» ничего. Заурядная случайная дуэль; главная героиня вышла замуж за человека, о котором известно: толстый генерал, князь — даже имени нет.

«Капитанская дочка» — по размеру вроде бы повесть, но действительно роман! Пугачёвщина сейчас не осознаётся как великое потрясение. А ведь была настоящая война. Подумать только: восстание дворян разгромлено за несколько часов, а война с бродягой шла 2 года. Войсками Империи командовали генерал-аншеф Бибиков, генерал-аншеф Панин, призвали Суворова… Какие исторические события! герои! приключения! интриги! Такого в «Онегине» близко нет.

XXXVIII. МОЛЧАНИЕ

Нет там и диалогов. Гости молчат и в деревне — на вечеринке у Лариных, и в Петербурге — на светском рауте.

Татьяна говорит дважды. Да, главная героиня — всего два раза на весь роман!

а) с няней (Как недогадлива ты, няня!)

б) с Онегиным (Я тогда моложе, я лучше, кажется, была).

И сам Евгений молчун (см. «Немой Онегин», глава IХ «Говорун»).

А кто-нибудь там говорит?

В Первой главе: кучер — два слова: «Пади, пади!»

Во Второй: Ленский — два слова.

В Третьей: Таня-няня (о любви).

В Пятой: медведь («здесь мой кум») и мама Тани («ах, творец!»).

В Шестой: Ленский (3 слова), Зарецкий (5), Ольга (8) и Онегин (27).

В Седьмой сперва рекорд болтливости ставит некая Анисья. Вы её, скорее всего, не помните, но она наговорила больше всех главных героев, вместе взятых, хотя всего лишь ключница мёртвого дяди с нулевым влиянием на сюжет (которого нет). И здесь же в Седьмой главе рекорд бабы Анисьи бьёт княжна Алина — старая московская тётка, которая еле ходит, а говорит ещё более пустяковые пустяки, чем Анисья — единственный речистый представитель народа.

Рекордно молчаливый роман. Друзья молчат, дамы молчат, гости на именинах, гости на рауте. Ни одного разговора! Гробовое молчание.

«Евгений Онегин» — это Пушкин, его мысли, которые никогда не кончаются, ибо каждый день прибавляются. И не про всё напишешь.

XXXIХ. СВОБОДА

Выпуская в свет одной книжкой Четвёртую и Пятую главы, Пушкин написал Посвящение. Потом оно без малейших изменений появилось в обоих прижизненных изданиях полного «Онегина». Так что там ни одного случайного слова.

Прими собранье пёстрых глав,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, лёгких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.

Посвящение. 1828.

О романе тут ни слова. Зато прямо — о дневнике. Записи, сделанные за время незрелых и увядших лет. Ума холодные наблюдения, сердца горестные заметы… — это, конечно, дневник. И забавные словечки там могут быть, и забавные случаи, и мысли, пришедшие во время бессонницы — «змеи сердечной угрызенья».

И это не на старте написано, а после экватора, когда уже ясно различал, что не роман.

В романах всегда есть сюжет. Потому что роман — выдумка (хотя бы и реалистичная). Автор заранее знает, что будет с героями через год, через десять лет.

В дневнике сюжета нет. Потому что автор не знает, что будет завтра. И не может понять себя вчерашнего.

Незрелых и увядших лет — буквально: юношеских и старческих. Да, ему было всего 29, но жить оставалось лишь 9. А мудрость пришла очень рано. Первая глава «Онегина» тому доказательство. Недаром спектакль Вахтанговского театра начинает старый Онегин—Маковецкий. Вот самые первые слова, звучащие со сцены:

Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований.
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызёт.

Евгений Онегин. Первая глава. 1823.

Если эти семь строк показываешь человеку на отдельном листке (чтобы не было видно, откуда взяты) и спрашиваешь: «Сколько примерно лет автору?», то наиболее частый ответ: «За пятьдесят». Кто-то говорит «сорок», кто-то «шестьдесят», но 24 — никто. Проверьте на знакомых. (Вдобавок оказывается, что «Онегина» никто не опознаёт.)

Видим: тема ужасных воспоминаний и раскаянья в поэме возникает сразу, в Первой же главе. И «горестные заметы» — последняя строка Посвящения: главная, ударная; камертон ко всему.

Незрелых и увядших лет — вот сообщение о важном изменении, которое случилось с Автором. И это не сторонний наблюдатель отметил, и не о внешности речь, не о морщинах. Пушкин сам сознаёт изменение образа мыслей, личности.

«Прими собранье пёстрых глав», «небрежный плод моих забав» — говорит Пушкин в Посвящении.

«Бессонница моя меня томила, и в голову пришли мне две-три мысли; сегодня я их набросал» (небрежно записал) — говорит Моцарт в трагедии Пушкина.

Слова о небрежных (легкомысленных) забавах не должны нас обмануть. Тут есть кое-что поважнее: неотвязные мысли, преследующие Автора. В том же 1828-м он написал о своих бессонных ночах.

ВОСПОМИНАНИЕ

…В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,
Но строк печальных не смываю.

Почему «с отвращением»? Что он проклинает? О чём печаль? Ответы есть. Публикуя «Воспоминание», Пушкин исключил весь финал. Но в рукописи он сохранился:

Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, бедности, изгнании, в степях
Мои утраченные годы.
Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Киприды…

Игры Вакха и Киприды — в просторечии: пьянки и б—ки — в общем-то простительная молодая удаль. Дальше в этих исключённых строках есть более тяжелые… Но для нас бесконечно важнее удивительная вторая строка: безумство гибельной свободы.

Как он мог написать такое? В «Онегине» свобода появляется много раз и всегда как желанная и уж точно положительная категория.

Вот мой Онегин на свободе…
Блистал Фонвизин, друг свободы…
Придёт ли час моей свободы?..
Я каждым утром пробуждён
Для сладкой неги и свободы…
Имеет сельская свобода
Свои счастливые права…
Поклонник славы и свободы…
Прости ж и ты, моя свобода!

Сравнительно весёлые первые главы полны страстного желания свободы. Как же он мог написать о гибельной свободе? — он, сочинивший Памятник самому себе:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

В «Онегине» все свободы — с маленькой буквы; в Памятнике он написал её с большой. Обожествил.

У греков и римлян не было богини Свободы. Были боги войны, любви, торговли, смерти, судьбы, сна, вина, мщения, страха, ужаса, овощей и воров и пр. А Свободы нет. Замечали это отсутствие? эту чёрную дыру в сонме олимпийских богов.

У каждого ручья — наяда, у каждого дерева — дриада, у каждого пня… А Свободы нету! Тщательные поиски обнаруживают какого-то зачуханного Либера — не бог, не божок, а какой-то шишок, не попавший ни в Илиаду, ни в Одиссею, ни в какой сколько-нибудь известный миф.

Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не всё ли нам равно? Бог с ними.

Пушкин. 1836.

Есть разные свободы. Или у Свободы есть разные личины, да и характер у неё зверский. (Удивительного нет; ярчайший пример — Аполлон, бог света, покровитель муз, а список убийств — индивидуальных и массовых — огромен; олимпийский министр культуры был беспредельно жесток.)

Свобода — зверь. Ему нужен намордник (закон) и цепь, скованная из совести и морали. А иначе… У Сталина была полная свобода, у Гитлера; — их свобода стоила сто миллионов трупов. Нет? Ладно, только ради вас добавлю Атиллу и Мао с его учеником Пол Потом.

…Бывает, автор тешит себя мыслью, будто он чего-то там открыл. Может, это и не так; может, это кем-то давно открыто, но ведь автор этого не знает. Колумб открыл Америку, — он же не знал, что на 500 лет раньше там уже бывали викинги.

А с другой стороны, ничего викинги не открыли, просто пользовались.

Пользоваться гравитацией и открыть Закон всемирного тяготения — разница! Нищий мальчишка, которого по ошибке приняли за принца, попал в королевский дворец и целый месяц колол орехи какой-то штукой, пока все лорды с ума сходили, не в силах найти Большую государственную печать.

Мореходы тысячелетиями пользовались звёздами, не зная, что эти раскалённые гиганты в тысячу раз больше Солнца. Годовалый ребёнок пользуется планшетом, ничего не зная об его устройстве, принципах работы. И даже все академики мира не смогут объяснить это одному ребёнку — он не способен понять.

Видеть луну и звёзды — одно. Понять небесную механику — другое. Вообразить невероятные неземные пространства Вселенной…

Заметить и понять — разница. Увидеть и объяснить — разница. В том и дело, что Колумб поплыл на поиски! И описал!

Нет сюжета — заметили современники Автора. А вывод? Нет речей. А вывод? Нет конца, обрыв. А вывод?

Увидеть — хорошо. Но ещё бы понять. Если нет понимания, то какая разница: повесть, рассказ, роман.

Ещё труднее заметить отсутствие. Звёзды видит всякий. Увидеть чёрную дыру не может никто. Надо было догадаться. Огромная, гибельная, всепоглощающая, и — не видна!

Вот так и не видно отсутствия Свободы среди олимпийских богов.

ХL. ПЛАН

План? У Пушкина? Не таков был человек.

Планировать мог, конечно, и любил, но исполнять… Обещал читателям регулярное появление новых глав — обманул.

А главное — фатализм, вера в судьбу, — это мешает серьёзному отношению к собственным планам. Вон Эдип — уж как он старательно планировал свою биографию, а всё равно убил отца, женился на собственной матери.

Человек, боготворящий вдохновение, не может всерьёз планировать. Не только на сколько-нибудь приличный срок, лет, скажем, в тысячу, но и ближайший вечер.

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл.

Всё сто раз менялось. Некоторые замечательные строфы выбрасывал, не только готовя к печати новые главы, но даже из уже опубликованных. Убрал, например, посвящение брату Льву (уж, наверно, понимал, как тому будет обидно).

Первое издание Первой главы начиналось с предисловия. Первая фраза предисловия:

Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено.

Что ж это за план? По-русски написано: сам не знаю, что будет.

А вот третий абзац этого же предисловия:

Дальновидные критики заметят, конечно, недостаток плана. Всякий волен судить о плане целого романа, прочитав первую главу оного.

Так что же это — начало «большого стихотворения, которое, вероятно»? Или — глава романа? Это называется напустить тумана.

ДОН ГУАН.

Что в голову придёт,
То и скажу, без предуготовленья,
Импровизатором любовной песни…

Пушкин. Каменный гость.

Предмет восхищения Автора — заезжий импровизатор («Египетские ночи») — человек, способный немедленно начать говорить прекрасными стихами на заданную тему без всяких планов.

Пушкин не знал, что с ним будет завтра, и тысячу раз поступал во вред себе.

ДОРОЖНЫЕ ЖАЛОБЫ

Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил,

На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине…

1829

Весёлая мелодия «Дорожных жалоб» не отменяет мрачность смысла: Автор ждёт гибели в любую минуту.

Плана не было. А лучше сказать: он бесконечно менялся. В 1828-м, в первом издании Шестой главы, за последней строфой следовал длиннющий список замеченных опечаток, а потом — уведомление: «Конец первой части».

Если в первой части шесть глав, то можно ожидать, что и во второй части будет столько ж. А сколько будет в третьей? — ведь не сказано, что вторая часть станет последней.

Оказалось же ещё всего лишь две главы, да и то одна из них (Седьмая) без героя. И Седьмая глава без героя, и «Путешествие Онегина» без героя. Невольно хочется сказать: поэма без героя.

…Экскурсовод рассказывает то, чего мы не заметили бы, ибо не занимались этим, а он изучал, потратил годы. Нам же его добыча достаётся легко, за минуту.

Учёный потратил годы на опыты и размышления, а нам в школе дают готовую формулу. И теперь любой шут повторяет: «Подумаешь, бином Ньютона!»

«Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву Господу» (Арамис). Некоторая радость простительна тому, кто открыл Америку. Но очень понятно презрительное «подумаешь, открыл Америку». Так говорит тот, кто: а) ничего не открыл; б) благодарности не испытывает; в) обижается: «Ведь это так просто. Я и сам бы мог»; г) подумаешь! это же случайно!

Даже если случайно, но всё ж открыл. Хорошо жонглёру в цирке — все хлопают и никто, кроме самых глупых, не думает: «И я так могу». Но дома даже три мячика не летают, а у циркача летали семь! Хотя — подумаешь, бином Ньютона! — подбрасывай и лови — что может быть проще.

…У Пушкина, говорите, был план? Ну и что? У Колумба тоже был план. Он по плану в Индию поплыл, а в Америку уткнулся случайно.

У Магеллана был план: проплыть вокруг света. Посмотрите на карту, увидите: он тыкался как слепой котёнок в каждый залив Восточного побережья Южной Америки. Это, что ли, по плану он так долго полз на юг (теряя время, а порой и надежду), пока наконец нашёл проход? Он не мог посмотреть из космоса, у него не было навигатора, а то сразу бы увидел правильный маршрут через Магелланов пролив.

Одна умная женщина, кн.Голицына, урождённая гр.Шувалова, царствовавшая в петербургских и заграничных салонах, сердечно привязалась к Татьяне. Однажды спросила она Пушкина: «Что думаете вы сделать с Татьяною? Умоляю вас, устройте хорошенько участь её». — Будьте покойны, княгиня, — отвечал он, смеясь, — выдам её замуж за генерал-адъютанта. — «Вот и прекрасно, — сказала княгиня. — Благодарю!»

Кн.П.А.Вяземский.

Автор обещал — Автор сделал! Но ведь это почти доказывает, что изначально плана не было.

Представь, какую штуку удрала со мной моя Татьяна! Она — замуж вышла. Этого я никак не ожидал от неё!

Пушкин (в пересказе Льва Толстого
со слов княгини Мещерской).

Сказал ли Пушкин эту фразу — неизвестно, но цитируют её всерьёз. Если и сказал, то жалоба Автора на своеволие героини всего лишь очередная шутка. Доля правды, однако, в ней очень велика. Твёрдого плана не было, а тот, что был, менялся; иногда внезапно.

Пушкин хотел дать Онегину увезти Татьяну (как героиню рассказа «Метель», как дочку станционного смотрителя). Но этого не случилось.

Нам повезло! Родную сестру Пушкина Ольгу увёз её будущий муж Павлищев, человек неприятный. Вот записки их сына (родного племянника Автора):

Формальное предложение отца моего (Н.И.Павлищева) встретило со стороны родителей Ольги Сергеевны (сестры Пушкина) решительный отказ. Сергей Львович (отец Пушкина) замахал руками, затопал ногами — и бог весь почему — даже расплакался, а Надежда Осиповна (мать Пушкина) распорядилась весьма решительно: она приказала не пускать отца моего на порог. Этого мало: когда, две недели спустя, Надежда Осиповна увидела на бале отца, то запретила дочери с ним танцевать. Во время одной из фигур котильона отец сделал с нею тура два. Об этом доложили Надежде Осиповне, забавлявшейся картами в соседней комнате. Та в негодовании выбежала и в присутствии общества, далеко не малочисленного, не задумалась толкнуть свою тридцатилетнюю дочь. Мать моя упала в обморок. Чаша переполнилась; Ольга Сергеевна не стерпела такой глубоко оскорбительной выходки и написала на другой же день моему отцу, что она согласна венчаться, никого не спрашивая. Это случилось во вторник, 24 января 1828 года, а на следующий день, 25 числа, в среду, в час пополуночи, Ольга Сергеевна тихонько вышла из дома; у ворот её ждал мой отец; они сели в сани, помчались в церковь св.Троицы Измайловского полка и обвенчались. Новобрачные упали к ногам родителей и получили прощение. — По этому случаю Александр Сергеевич сказал сестре: «Ты мне испортила моего Онегина: он должен был увезти Татьяну, а теперь… этого не сделает».

Л.Н.Павлищев (племянник Пушкина). Воспоминания.

Даже в мемуарном рассказе племянника чувствуется, что Пушкин был в бешенстве. Ещё бы — ему «испортили Онегина». Теперь, если бы Евгений увёз Татьяну, получилось бы, что любимая героиня стала бы в глазах читателей копией сестры поэта. Этого он допустить не мог. Даже думать об этом без тошноты не мог. Повернул на ходу. Где уж тут планы соблюдать.

Поворот дался нелегко. Обычно на главу уходило примерно полгода. Седьмую он начал в марте 1827-го. Вероятно, к январю 1828-го она была готова (печатать он, как всегда, не спешил). А 25 января какой-то тип увёз сестру Олю, испортил «Онегина», пришлось переделывать. Закончена Седьмая глава была в ноябре 1828-го.

Пушкин сам не знал, что получится так, как теперь у нас в академических собр.соч.

Точно известно, что планировал он 12 или минимум 10 песен. Вышло 8. Сжёг X главу 19 октября 1830 года и записал: «Сожжена Десятая песнь». (Если доживём до машины времени — сразу туда!)

Где ж тут план? Он же не знал, что сожжёт Десятую главу, даже когда дело шло к концу. Иначе зачем бы он её писал.

…«Онегин» — роман мыслей, а не приключений. У Монтеня мы с огромным интересом следим за ходом мысли, у Дюма — за сюжетом. У Льюиса — за работой необычайного интеллекта; он у Льюиса одновременно и телескоп, направленный в звёздное небо, и микроскоп, рентген, томограф, проникающий во тьму, где казалось, нечего видеть, ведь всё так просто. Льюис показывает невероятную, незамечаемую нами сложность простых вещей. И делает эту сложность ясной. Сам процесс понимания (движение к вершине, пусть и по тропе, проложенной другим) доставляет удовольствие. То самое удовольствие — жадное, детское: почему самолёт держится воздухе? почему магнит железо притягивает, а золото нет? Эта страсть сохраняется у некоторых взрослых. Хосе Аркадио Буэндиа готов всё отдать (и отдаёт семейное богатство) за всего лишь надежду овладеть цыганскими чудесами цивилизации.

Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.

Пушкин. Арап Петра Великого

Если ты год за годом записываешь мысли, которые приходят тебе в голову, то эту работу нельзя закончить. Её можно только оборвать. Именно так оборван «Онегин».

Десятую сжёг, Восьмую выбросил, Девятая стала Восьмой и последней. Всё не по плану. Но ещё важнее — тот самый обрыв!

Онегин оставлен не в могиле, не на Сенатской, не на каторге, не на Кавказе. Застигнут в спальне Татьяны. Вошёл муж, минута злая, и…

С этого места Пушкин мог продолжить в любой момент в любую сторону.

…Есть неоконченные книги, чей обрыв вызывает острое сожаление («Театральный роман» Булгакова, гениальный, может быть, лучшее его сочинение; но, увы, оборван).

Обрыв «Онегина» не вызывает горечи. Сюжет? Но «Онегина» мы читаем не ради сюжета. А Пушкин там… нет, конечно, не весь. Весь Пушкин никуда не поместится. Но Пушкина в «Онегине» столько, что ещё читать и читать.

Было бы только кому читать.

…Уважаемый читатель! Автор «Онегина» не отказывал себе ни в чём. Нарушая все каноны, он, например, процитировал в примечаниях к Первой главе огромный фрагмент из идиллии Гнедича: описание петербургской ночи. Зачем? Бог его знает. Следуя ему, неизвестно почему здесь автор не в силах отказать себе в удовольствии процитировать (вроде бы ни к селу, ни к городу) Редьярда Киплинга: гениальное описание королевских планов.

ДВОРЕЦ

Каменщик был и Король я — и, знанье свое ценя,
Как Мастер, решил построить Дворец, достойный меня.
Когда разрыли поверхность, то под землей нашли
Дворец, как умеют строить только одни Короли.

Он был безобразно сделан, не стоил план ничего,
Туда и сюда, бесцельно, разбегался фундамент его.
Кладка была неумелой, но на каждом я камне читал:
«Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему — я знал».

Ловкий, в моих проходах, в подземных траншеях моих
Я валил косяки и камни и заново ставил их.
Я пускал его мрамор в дело, известью крыл Дворец,
Принимая и отвергая то, что оставил мертвец.

Не презирал я, не славил; но, разобрав до конца,
Прочел в низвергнутом зданье сердце его творца.
Словно он сам рассказал мне, стал мне понятным таким
Облик его сновиденья в плане, задуманном им.

Каменщик был и Король я — в полдень гордыни моей
Они принесли мне Слово, Слово из Мира теней.
Шепнули: «Кончать не должно! Ты выполнил меру работ,
Как и тот, твой дворец — добыча того, кто потом придет».

Я отозвал рабочих от кранов, от верфей, из ям
И все, что я сделал, бросил на веру неверным годам.
Но надпись носили камни, и дерево, и металл:
«Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему — я знал».

Продолжение следует.

Немой Онегин. Часть I.

Немой Онегин. Часть II.

Немой Онегин. Часть III.

Немой Онегин. Часть IV.

Немой Онегин. Часть V.

Немой Онегин. Часть VI.

Немой Онегин. Часть VII.

Немой Онегин. Часть VIII.

Немой Онегин. Часть IX.

Немой Онегин. Часть X.

Немой Онегин. Части XI и XII

Читайте наши новости первыми — добавьте «МК» в любимые источники.

Источник: mk.ru