«Немного смерти, немного любви», — вальяжно распевают в одном из своих хитов Billy’s Band. Хотя история совсем не про них, эти слова из песни эмоционально точно описывают настроение прошедшего события и могли бы даже стать его негласным девизом. Попасть в параллельную реальность иногда проще, чем кажется, особенно когда артисты, создающие ее звуками, жестами, словами и образами, сами искренне вживаются в роли и верят в свой придуманный мир. Место встречи было подобрано идеально. Пройдя вдоль железной дороги, я оказалась в небольшом салуне, и внешне, и внутренне очень похожем на те, которые исследовала на окраинах техасского Остина во время поездки на фестиваль South By Southwest. Приглушенный свет, предметы интерьера в красно-коричневых и бордовых тонах, горящая вывеска «dark cabaret» над барной стойкой. Посетители, правда, в отличие от завсегдатаев техасских салунов, не имели ничего общего с ковбоями, это были совсем другие герои. Медленно лавирующая между столиков полная дама в блестящей крясной рясе, подвязанной поясом, лица которой было не видно, только свисающую из-под капюшона длинную бороду (такому имиджу позавидовала бы и сама Кончита Вурст), элегантный мужчина в шляпе и слегка треснутой венецианской маске Доктора Чумы, изящная эксцентричная дама с красными волосами и длинными красными накладными ресницами, похожая на Червонную Королеву из «Алисы в стране чудес».

С самого начала представления полем для игры стало все пространство салуна. Действие было иммерсивным: персонажи активно вовлекали в происходящее всех зрителей. «Мне кажется, вам нужен ангел хранитель», — обратился ко мне похожий на доброго клоуна ангел, у которого были белые и черные крылья (на выбор). К нему тут же присоединился друг-поэт, начавший читать пронзительное стихотворение про счастье на дне бутылки. У соседнего столика изрядно выпивший (по сюжету) тромбонист спорил с дамой в черном, пытаясь доказать ей, что даже разобранный на части тромбон продолжает оставаться инструментом, Мистер Шульман (ассоциация со словом «шулер» неслучайна), хитро улыбаясь, предлагал влюбленной парочке сыграть с ним в кости. Загадочная, разговаривающая только жестами девушка со шрамом поперек лица протянула мне колоду карт с философскими мыслями-пророчествами, а внезапно оказавшийся рядом скрипач в кителе, встревоженный, восторженно-романтичный и наивный, из-за чего над ним часто подтрунивали другие герои, пожаловался, что уже 25 лет ищет своих родителей, работающих, по словам его сумасшедшей бабушки Сары Бернар, где-то в другом кабаре, и рассказал о том, что дружит с музыкантами из группы The BlueStocking, ставшими одними из участников фестиваля.

Мир тесен: ребят из этой команды я впервые увидела три года назад, сидя в жюри фестиваля Александра Кушнира «Индюшата», где они выступали в качестве специальных гостей. Направление, в котором экспериментируют музыканты, сами они определяют как «прогрессив-агрессив-пост-поп-панк-кабаре», а опусы называют «саундтреком к неснятому фильму Тима Бертона». В арсенале — эксцентричные песни-истории в духе «Черной вдовы» (на «Индюшатах» команда показала минималистичный анимационный клип на композицию, где обернувшаяся пауком девушка убивает своего избранника). В составе — вокалистка и клавишница Кира Михеева, барабанщица Елена Хемуль, гитарист и единственный представитель сильного пола в коллективе Александр Тихомиров и Екатерина Соловьева на басу и бэк-вокале, которая, что любопытно, вместе с Ольгой Евсеевой стала также и режиссером фестиваля.

Если, отвечая на вопрос, с чего все началось, The BlueStocking говорят, что «вначале была Гниль. Музыка Гниль и даже группа с таким названием», то у коллектива с кричащим именем Absent Sunday («Отсутствующее воскресенье»), своя, не менее провокационная легенда: «Однажды чокнутая бабушка любезно подсунула нам книгу австрийского психоаналитика Карла Густава Юнга «Психологические типы». Мы настолько вдохновились этим произведением, что решили написать альбом, который вобрал бы в себя его идеи, пропущенные через сито личного опыта Озмы Нагатовны (фронтвумен — прим. авт.) и мясорубку музыкальной анархии Absent Sunday. Чтобы вышло еще вкуснее, мы заправили его брызгами шампанского, посыпали бьющимся стеклом и добавили прочих психоделических звуков по вкусу». Помимо авторских произведений, артисты демонстрируют свое «извращенное видение» песен Tori Amos, Mellow Candle и даже Metallica. Получается весьма пикантное сочетание для искушенных гурманов, которые ценят в музыке смелость и свежие необычные формы высказывания.

С этим, как и с хорошо развитой самоиронией, точно нет проблем у «ВИА им. Которого», по словам участников, «кабаре-бэнда самого отмороженного театра страны» («Театр имени Которого нельзя Называть»)». На сцене они устраивают фрик-шоу в лучших психоделических традициях. Слушая звуковую какафонию, которая периодически все-таки превращается во внятные мелодии шлягеров разных лет, становишься свидетелем абсолютно сюрреалистичных событий, вспоминаешь и «Поп-механику» гениального Сергея Курехина, и марсианку отечественной эстрады Жанну Агузарову, которую немного напоминает имиджем и нарочитой отрешенностью солистка, аккомпанирующая себе на пиле. Официальная творческая «программа» полностью соответствует увиденному и услышанному: «В репертуаре коллектива свои и чужие песни, ставшие настолько своими, что ВИА обращается с ними так же вольно и трепетно, как с родными дитятками. В авторских текстах поднимаются темы любви, здоровья, счастья, проблемы позитивных финалов в творчестве русских писателей-классиков, особо остро поставлен женский вопрос. В музыке преобладают элементы драйва и безудержного веселья, также отчаяния и тоски».

Украшением вечера стала известная по «Кабаре Безумного Пьеро» Сергея Васильева певица и виолончелистка Дарья Ловать, ну а хедлайнером можно с уверенностью назвать группу «Бостонское чаепитие». Ее история, начавшаяся еще в 2000 году, редкий и замечательный пример того, когда артисты, работая в стилистике дарк-кабаре, ретро-футуризма, декаданса и бурлеска, в отличие от многих своих коллег по сцене, создают композиции на русском языке. Сочетание хлестких, экспрессивных текстов с ярким, самобытным звучанием создает особую атмосферу. Неудивительно, что коллектив с момента своего рождения стал не просто группой, а творческой лабораторией и, собственно, законодателем мод и тенденций жанра в России. Хотя основа дарк-кабаре — эксперименты со звучанием немецкого кабаре 1920-х годов, ресторанной музыки, бурлесков и цирковой музыки к номерам в духе фрик-шоу, когда его семена попали на российскую почву, направление мутировало, обогатилось новыми элементами и зазвучало по-особенному. Организатор фестиваля, лидер «Бостонского чаепития» и создатель движения «Бархатное подполье» Владимир Преображенский, а также арт-директор фестиваля, художник и фронтвумен группы Nertis Мария Смолина рассказали «MegaБиту» об особенностях русского дарк-кабаре и об идее создания события.

Мария: — Продумывая концепцию, я отталкивалась от своих внутренних ощущений. Когда я приходила на какие-то шоу, мне всегда не хватало интерактива, возможности проявить себя. Посмотреть театральную постановку, послушать музыку – здорово, но если у зрителя есть возможность самому принять участие в действии, это еще интереснее. Мне изначально хотелось, чтобы на нашем фестивале у каждого гостя было право слова и право действия. Любой человек, приходя сюда, может вести себя, как ему заблагорассудится, в рамках разумного, конечно. Мы даем людям возможность высказаться, расслабиться и почувствовать себя героями этой большой увлекательной истории.

— Люди не пугаются, когда персонажи начинают общаться с ними?

Мария: — Нет, они раскрываются, и на прошедшем фестивале многие очень активно проявили себя. Есть, конечно, более стеснительная публика, которая прячется у барной стойки или за столиками в углу, но и они, судя по нашему опыту, постепенно включаются в происходящее.

— Как проходила подготовка, работа с актерами и музыкантами? Были ли какие-то сложности?

Мария: — Поскольку я сама музыкант, с ними мне было чуть проще: я прекрасно понимаю, какое им нужно оборудование, как обеспечить хороший звук и сделать так, чтобы ребята выигрышно выглядели на сцене. Опыт работы с актерами у меня не такой большой, и подготовку театральной части фестиваля взяли на себя наши режиссеры Екатерина Соловьева и Ольга Евсеева. Я придумала образы, которые нам удалось воплотить в жизнь совместно с профессиональными гримерами, а режиссеры выстраивали действие, помогали актерам — Илие Шульману, Агнете Линчевской, Вере Романовой, Степе Степину, Сергею Зхусу, Михаилу Малышеву, Алексу Передерию — вжиться в их роли, проводя с ними не только репетиции, но и большую психологическую работу. Это было не просто, потому что все персонажи очень необычные, гротескные, кем-то из них движет печаль, кто-то впадает в безудержное веселье, кто-то существует на грани срыва. У них разное эмоциональное состояние, которое иногда сильно меняется. Режиссеры могут со мной не согласиться, но, на мой взгляд, то, что мы делаем, уходит корнями еще в средневековый театр, а сама постановка была сделана по мотивам фильмов Федерико Феллини.

— Направление дарк-кабаре в принципе прочно связано с исторической традицией. В чем его актуальность сегодня?

Владимир: — На самом деле оно созвучно не только современности в целом, но и российскому менталитету, характеру, нашим реалиям и культурным корням. Трагикомическая амбивелантность направления очень свойственна и загадочной русской душе, которая пленяет иностранцев именно своей широтой и неоднозначностью. Крайности, перепады настроения – все это очень близко русскому человеку и очень ярко отражено в музыкально-театральном жанре дарк кабаре. В нем очень много эмоциональных контрастов, безумства, героизма, отчаяния.

— Гротескность, которая проявляется в музыке, в театральном действии, в характере персонажей — это попытка уйти от реальности или, наоборот, докопаться до ее истинной сути?

Владимир: — И то, и другое. Это некая эмоциональная разрядка. Если мы обратимся к истории искусств, то вспомним, что еще в культуре древних греков, которые изобрели и трагедию, и комедию, существовало понятие «трагическая ирония». Она возникает как защитная реакция против непреодолимых обстоятельств. Если человек не в силах изменить судьбу, мироздание, достичь какого-то идеала, единственное, что он может сделать, — усмехнуться. Это такая инъекция душевного обезболивающего.

— Как сегодня развивается сцена дарк-кабаре в России? Насколько точно артистам удается самоидентифицироваться и проявить свою самобытность в этом направлении?

Владимир: — На мой взгляд, пока в нем очень много подражательности. Когда мы делали первый фестиваль, «Бостонское чаепитие» было единственной группой, поющей на русском языке. Я считаю, это не очень правильно. Понятно, что корни жанра – это немецкое, французское, английское дарк кабаре, но в сочетании с нашими богатейшими традициями оно может приобретать новое звучание, это очень благодатная почва. Благодаря Кустурице и Бреговичу балканская музыка стала культовой, ямайцы популяризировали рэггей. Точно так же российское дарк кабаре, впитав в себя эстетику городского романса, кабацких песен в оригинальном понимании, даже советского конструктивизма, переосмысленных в контексте современности, может иметь очень большой успех не только у нас в стране, но и во всем мире. В этом направлении было очень много интересных экспериментов в 20-е года 20-го века, просто о них подзабыли. Я всегда говорю о том, что на нашем фестивале должны быть не только прототипы героев западного дарк кабаре, но и пьяные матросы, революционеры, медведи с цыганами, традиционные персонажи, которые будут абсолютно органично существовать в этом жанре.

Читайте наши новости первыми — добавьте «МК» в любимые источники.

Источник: mk.ru