Актриса Лилия Шайхитдинова начала на карантине вести «Дневник одиночества»
Ее рецепт выживания: нет работы – пой
Лилия Шайхитдинова, будучи драматической актрисой, первая в актёрской песни, не раз становилась лауреатом конкурсов поющих актеров. Петь начала не от хорошей жизни, а когда оказалась не нужна в театре. К тому же она прекрасно рисует и пишет. Находясь в самоизоляции, начала вести «Дневник одиночества». Это не отчет о страданиях в замкнутом пространстве, а остроумные наблюдения за тем, что происходит за окном, в собственном шкафу и душе.
Знакомы мы с тех пор, когда Лиля только окончила Театральное училище им. Михаила Щепкина, и встретились еще до карантина.
Лилия Шайхитдинова. Фото: Алина Паскеева.
— Приходили мысли оставить театр и заняться вокалом?
— Я бы не смогла. Без актерской профессии плохо. Мне нужен эмоциональный выход. Не отношусь серьезно к своему вокалу. Хотя обидно, когда говорят: «может лучше тебе быть певицей или художницей». Намекают, что моя артистическая деятельность не вполне складывается. А я 35 лет работаю в театре и не считаю себя плохой артисткой. Петь стала, когда в театре образовалась «лысина». Ничего не играла, а пение будило фантазию. Я почти не пою песен на чужие слова, исполняю свои авторские монологи. В 2000-м году победила на Международном конкурсе актерской песни имени Андрея Миронова, а из театра вынуждена была уйти. В 2004-м переехала из Нижнего Новгорода в Москву. Разумный человек дождался бы звания, которое обещали. Но я не стала ждать. Сейчас его и не получишь, а оно нужно.
— Была какая-то история с отказом от «заслуженной артистки»?
— У меня был знакомый, депутат Госдумы, приходивший на мои спектакли. Он поинтересовался, почему у меня нет звания, и вызвался помочь. Я подумала: как это возможно, если у моей подруги Натальи Заякиной его нет, а она давно работает в театре. В итоге мы вместе начали собирать документы. Было это до переезда Наташи в Москву и ее работы в Ленкоме. И вдруг она решила, что не хочет ничего получать, поскольку есть в этом что-то неправильное. Ну и я отказалась. В Ленкоме, где Наташа проработала почти 15 лет до своих последних дней, она так и не стала заслуженной.
— Выпускники столичных вузов не спешат покинуть Москву, а вы уехали.
— Я была человеком инфантильным, меня обуял ужас. Не знала, как жить, всерьез обдумывала идею еще раз поступить в театральный институт. На четвертом курсе меня пригласили в несколько театров: Отар Джангишерашвили — в Нижний Новгород (тогда Горький), Сергей Бездушный порекомендовал меня главному режиссеру Таллиннского русского драматического театра Николаю Шейко, а Олег Фомин — в рижский ТЮЗ к Адольфу Шапиро. Еще съездила к Игорю Незовибатько. Теперь он знаменитый коучер, а тогда работал в Самарском ТЮЗе. И тут меня пригласили в распадавшийся МХАТ, где я начала репетировать роль Тильтиля в «Синей птице» с режиссером Розой Сиротой. Мне бинтовали грудь, поскольку я и для девочки была толстовата, а уж для мальчика тем более. Митиль играла Евгения Симонова. Правда потом выяснилось, что приглашали меня на роль Суок в «Трех толстяках».
Театр распадался, и когда выяснилось, что ждать нечего, я начала лихорадочно звонить в Таллинн. Оказалось, что там поменялся главный режиссер, Шейко сняли. Шапиро готов был взять, если только сделаю прописку. А как ее сделать? Оставался Самарский ТЮЗ, куда мне совсем не хотелось ехать. И тут Отар Джангишерашвили забросал меня телеграммами, посылал их даже моим родителям. В той ситуации оставалось поехать к нему, тем более, Горький находится между Кировым, где жили мои родители, и Москвой. Это было единственно правильное решение и спасение.
— Наверняка думали: чуть-чуть поработаю и вернусь в Москву?
— Я приехала в Нижний на год, тем более, что в Москве у меня был молодой человек. А обернулось все девятнадцатью с половиной годами. Поначалу было трудно: утром идешь на репетицию, с репетиции — в гостиницу, к семи – опять в театр. Был небольшой промежуток свободного времени. В таком ритме с одним выходным (и то не всегда) жила два года. Я легла на постель и стала рыдать. Сейчас имею то, к чему пришла незатейливым путем, ничего не планируя. Мне важно было иметь семью, и она у меня есть.
— Как же амбиции?
Первые годы в театре вполне их удовлетворяли. Люди годами ждут роли, а я, приехав в Нижний Новгород, сразу начала играть, стала примой. Сейчас рассказываю артистам, что это такое, когда тебя по десять раз вызывают на сцену, дарят корзину цветов.
Мы с мужем , Данилом Косенковым, в Нижнем Новгороде познакомились. Данил даже играл моего мужа в «Цилиндре» Эдуардо де Филиппо. Сейчас организовывает разные мероприятия, работает как ведущий. Ему нравится устраивать праздники людям, не имеющими отношения к искусству, но, которые часто оказываются талантливыми людьми. Работает как актер, поет, даже Синатру. У него есть программа.
— А дочь ваша стала певицей?
— Мы с мужем хотели, чтобы Ника занималась оперным пением. У нее огромный объем легких, мощный голос, диапазон — несколько октав. У меня такого нет. Она может все, чего только не пела, даже панк-рок Больше четырех лет Ника живет в Калифорнии, выпустила диски, там у нее концерты, туры. Ее трек звучит в фильме «Домовой». Она занимается пением серьезно, а я даже нот не знаю.
— Почему?
— Если не знаешь законов, это дает большую свободу. Когда придумала номер «Болеро», мне говорили, что знающий музыку человек никогда такого кощунства не позволит. Но «распущенность» дает возможность фантазировать. Когда я окончила художественную школу, то перестала рисовать, казалось, что хуже всех. Но недавно опять стала рисовать и обретать смелость.
— При этом вы работаете в «Ведогонь-театре». Какая роль для вас главная?
— Трепетно отношусь к первой возрастной роли Кончетты в «Рождестве в доме сеньора Купьелло». Есть еще Мирандолина в «Хозяйке гостиницы». Я не из тех артисток, которые просят играть молодых. С «Хозяйки гостиницы» лет пять хочу уйти, но театр не позволяет. А это так трудно! Вечером не пью, не ем. Когда играла Смельскую в «Талантах и поклонниках», приходилось по три дня голодать, чтобы влезать в костюм. Люблю «Рождество в доме синьора Купьелло» за то, что можно встать с любым лицом, весь вечер есть, а потом спокойно сыграть. Многие актрисы зациклены на своей сексуальности. Поскольку я к их числу не отношусь, то готова играть старух. Когда прочла «Рождество в доме синьора Купьелло», подумала, что совсем не похожа на измученную жизнью женщину, но на репетициях и поняла, что это для меня нечто новое. Наш гример пыталась сделать из меня итальянку, поскольку художница сказала, что нужна постаревшая Софи Лорен. У меня накладной бюст, хотя никто об этом не догадывается.
Я всегда была трусливой, а теперь поняла: не надо отказываться ни от чего, иначе другой возможности может не представиться. Недавно читала «Маленького принца» детям в онкологическом центре. Вот где надо работать! Еще один новый опыт – выступление в колонии. Сыграла там «Праздник» по пьесе Наташи Заякиной. Казалось бы, что этим мужчинам переживания тетки после 25-летия школьного выпуска, актрисы, играющей Снегурочку? А они так смотрели! Я вышла наполненная энергией.
— Живете в Москве, работаете в Зеленограде, тратите массу времени на дорогу.
— Хотелось работать любой ценой. Когда едешь в театр, еще ладно, а вот возвращаться после спектакля – гораздо сложнее. Иногда думала: «Лиля, зачем тебе это надо?» Но утром встаешь и опять едешь. 15 лет назад я переехала в Москву и была еще не такая взрослая женщина. Вела переговоры с Иосифом Райхельгаузом, Александром Ширвиндтом, который после нашего выступления в Доме актера сказал: «Не могу тебя взять. Тебе же надо роль давать, а у меня и без того много артисток сидит». Марк Розовский каждый раз при встрече всплескивает руками и говорит то же самое. Охотно им верю. А художественный руководитель «Ведогонь-театра» Павел Курочкин – мой однокурсник. Он меня не подведет.
Вот несколько фрагментов из «Дневника одиночества»:
Цатый день карантина.
Был голубь. Смотрел с мольбой через стекло. Сразу бросился в глаза его нездоровый цвет лица и кашель.
Я была непреклонна — улетел, еле волоча крылья..
Середина карантина
Нечаянно наступила на какой-то прибор, показал числа. Память не выдает ничего конкретного, но ощущения мерзкие…
Спрятала в шкаф.
Ночь.
Обнаружила в шкафу костюмы, рубашки и ботинки не моего размера… Что это? У меня есть кто-то кроме кота?
Пыталась вспомнить, пока не иссякли алкогольные запасы.
Р.S. Отношения с котом совсем разладились. Спим в разных комнатах…
Какаянафигразница
Открыла окно и дышала пространством.
Оно пахнет пролетающим самолетом и санитайзером.
Разлитый на подоконнике куантро очень даже неплох.
Пытаюсь вспомнить.
Сегодня.
Одежда не нужна в принципе! Я свободна! Не вижу смысла в этих штуках, похожих на шапочки для близняшек,
в этих синтетических мешочках для ног…
Выражала в окно солидарность птицам и самолетам, пока не стемнело.
Опять сегодня.
Проснулась в слезах. Так сильно пыталась вспомнить, что кончился фенибут. Кот сварил кофе, перемыл всю посуду, думаю, помиримся…
Алле? Милиция? 911!
Ко мне кто-то ломится снаружи… Шепчет в скважину мужским голосом, что не взял ключи. Я не открываю, пытаюсь вспомнить…
10 апреля 2020. Пятница.
Муж вернулся с дачи.
Жизнь продолжается.
Пандемия коронавируса. Хроника событий