Статистика по исчезновению русской деревни ужасающа. Власть не только не пытается сохранить сельские поселения в классическом виде, но и всячески ускоряет процесс. Её можно понять: расходы на сельские больницы, школы, коммуникации неэффективны, а население не столько платит налоги, сколько само сидит на субсидиях и дотациях. Через 10–20 лет деревня исчезнет совсем. Главный вопрос: как изменится страна? Что она потеряет и что приобретёт?

В списках не значился

Тему обезлюдения российских деревень «АН» поднимали весной 2012 года. Уже тогда всё было очень плохо. Результаты переписи 2002 г. показали, что 17 тыс. из 160 тыс. населённых пунктов в стране не имеют постоянных жителей. А из доклада академика РАСХН Владимира Милосердова: в 33 тыс. населённых пунктов проживает в среднем по 1, 76 человека, ещё в 14 тыс. – 7, 8 человека. Следующая перепись 2010 г. показала гибель ещё 6 тыс. российских деревень. Особенно ярко этот процесс виден в Центральной России и Северо-Западе: всего за несколько лет 20% деревень опустели (в Костромской области, например, 34%). Более чем в половине из оставшихся ныне сельских населённых пунктов проживает от 1 до 100 человек.

Естественно, в каждую деревню исследователи не заглядывали. Иначе статистика стала бы ещё более удручающей: молодёжь после школы уезжает поголовно, но годами остаётся прописанной в своей деревне. То же самое с молодыми семьями, выброшенными с родных[end_short_text] мест отсутствием работы, оптимизацией школ и больниц: по прописке они деревенские, по факту – снимают жильё в городах. В старых избах доживают пенсионеры, в основном женщины. Доживут – деревни не будет, разве что дачник купит пустующий дом. Последним с 2013 г. разрешили прописываться в загородных домах, и они немного надули статистику по сельскому населению. А в реальности – полный аллес.

Впрочем, всё сказанное справедливо для деревень Нечерноземья, находящихся на достаточном удалении от городов-магнитов. Как ни странно, Московская область оказалась одним из крупнейших в стране сельскохозяйственных производителей, хотя земля здесь дорога и дефицитна. Более-менее жива деревня в радиусе 70–80 км от Ярославля, Нижнего Новгорода, Твери: в сельское хозяйство идут инвестиции, заметны и агрохолдинги, и бойкие фермеры. Те же дачники не дают окончательно умереть местным хозяйствам. Но если посмотреть на границу Тверской и Новгородской областей, то там деревни пустеют с удвоенной скоростью: народ разъезжается и в Москву, и в Питер, зоны влияния которых тут пересекаются.

Всё куда лучше на юге страны. После распада СССР туда из депрессивных регионов устремился активный сельскохозяйственный бизнес, а вместе с ним – средства и трудоспособное население. Саратовская, Воронежская, тем более Ростовская область и Краснодарский край – там массовой гибели деревень не наблюдается. Тут скорее другая крайность – разросшиеся до 10 тысяч жителей станицы. То же самое можно сказать про Курганскую или Оренбургскую область с их плодородными степями.

– Неплохо работает программа помощи семейным фермерским хозяйствам в Татарстане: если естьминимум 24 головы крупного рогатого скота, выделяют миллион рублей и бесплатные стройматериалы на строительство дома, подводят асфальтированную дорогу, – говорит главный научный сотрудник Института географии РАН Татьяна Нефёдова. – В Белгородской области власти смогли перевести 40% земель в собственность области, тем самым получив возможность контролировать крупные предприятия, при этом поддерживая мелкие хозяйства. Но такие самодостаточные регионы у нас можно по пальцам пересчитать, и их число сокращается. На юге земля уже поделена, свободной нет. Зато есть проблема занятости. Ведь самое выгодное сегодня – зерно, подсолнечник, то есть растениеводство. А оно нетрудоёмко, тем более у агрохолдингов все процессы механизированы.

Опыт показывает, что невозможно стимулировать сельского жителя оставаться жить в гиблом месте. Фанерой над Москвой пролетает программа переселения на Дальний Восток. Получаемый «переселенцами» «дальневосточный гектар» беззастенчиво перепродаётся, опустело до 70% посёлков вдоль БАМа. Что уж говорить об удалённых от транспортных артерий деревнях. За Дальний Восток Кремль волнуется, поздно заметив нависшую над регионом «китайскую угрозу». А по спасению деревень Нечерноземья даже видимости усилий не заметно. В 2014 г. водопровод был в домах лишь 57% сельских жителей. У 47% в домах имелся туалет, у 33% – горячая вода. Тут приговор уже вынесен. А что дальше?

Вопрос стоял об уплотнении

Оптимисты полагают, что всё будет хорошо. Москва уже переливается через края. К тому же появилось множество профессий, представителям которых не требуется каждый день мотаться в офис в той же Москве. Уже сегодня мы наблюдаем тенденцию, при которой москвичи активно переселяются в Тулу и Рязань, где жильё в 2–3 раза дешевле, лучше экология, а добраться до столицы можно за 3 часа. По мере строительства современных дорог и развития Интернета тенденция будет нарастать. И на месте заброшенных деревень Нечерноземья возникнет современная новая Россия. Да и сама старина не может же совсем раствориться: где-то что-то останется, детям будет что посмотреть в выходные.

Пессимисты возражают, что вырождение деревень будет означать деградацию России. Взять демографию: именно в деревенских семьях было нормой по  4–5 детей. Именно благодаря им мы не загнулись после двух мировых войн, трёх революций и товарища Сталина. А в последние десятилетия у нас стойкий отрицательный прирост. Так кто будет заполнять пространства Центральной России? Сисадмины станут пахать и боронить землю? Или китайцы с узбеками? Уж скорее страна будущего будет похожа на полсотни мегаполисов посреди безлюдной прерии. И надежды наладить в ней сельское хозяйство посредством вахтовиков и гастарбайтеров – утопия.

– В стране не обрабатывается более 40 миллионов га пахотных земель. Вернуть их в севооборот равносильно тому, как страна в своё время поднимала целину, – говорит академик Российской академии наук, глава комитета Государственной думы по природопользованию Владимир Кашин. – Это была общегосударственная задача, под которую необходимы огромные вложения, инфраструктура. А что мы видим сегодня? Закрыто 25 тысяч школ сельской местности, среднее расстояние до ФАПа составляет 80 км. 34 тысячи деревень исчезли за 20 лет, ещё в 10 тысячах мест меньше 8 жителей. 1, 3 миллиона человек живут в ветхом аварийном жилье на селе, из которого за год переселяются 6 тысяч. На всю Россию! Аналогично в федеральной программе записано – ввести 130 ФАПов за год. То есть получается полтора ФАПа на область. Если в области 700 и более деревень, то что же это за программа?

Сельское население платит в дорожный фонд около 200 миллиардов рублей, а на дорожное сельское строительство выделяют всего 7 миллиардов. Хотя 30 тысяч деревень не имеют дорог с твёрдым покрытием.

– Создаётся впечатление, что цель властей: обезлюдеть сельские территории, – говорит уральский фермер Василий Мельниченко. – Их интересует своеобразная эффективность. У агрохолдинга, например, мясо выходит на 3 рубля дешевле, чем у скромного фермера. И налоги проще собирать. Но холдинги развиваются с огромных льготных кредитов, на которые можно было бы обеспечить работой тысячу сёл. Там мясо росло бы по биологическому циклу – за 180 дней выходила бы свинья. А у холдинга мясо по датской технологии растёт за 90 дней. Приезжаю в соседнее хозяйство: 9 тракторов, 3 комбайна – и один тракторист остался. И больше не будет. Никто их не учит, СПТУ закрыли. На Западе наши олигархи хвастаются, что в России себестоимость одной тонны калийных удобрений – 60 долларов. А нам-то по тысяче долларов продают! Мы где-то  15–20 миллиардов рублей переплачиваем за удобрения. Аналогично в три раза больше сельскохозяйственные производители платят за электроэнергию, чем в среднем промышленность России. Люди из сельской местности уезжают не сами по себе, а вследствие усилий властей.Мы – низшая каста, я так понимаю.

По словам профессора МГУ Леонида Смирнягина, в 1930 г. в сельском хозяйстве США было занято 30% населения, а сейчас – 1%. Но аграрный сектор высокоэффективен и работает на экспорт. В России же до сих пор 24% сельского населения, а для земледелия перспективно только 14% территории России. Земли в Белоруссии и Прибалтике нисколько не лучше тверских или смоленских,однако там не наблюдается повальной гибели деревень, а сельское хозяйство и себя кормит, и на российские рынки прорывается, несмотря на санкции. Просто в Белоруссии другое отношение к аграриям.

Но опять-таки наши власти можно понять. В моде рассуждения о рентабельности, а у деревенской бабушки она невысока. Ей надо и пенсию заплатить, и кое-как в больнице подлечить, а с банки продаваемых у трассы ягод государство ещё не научилось выжимать налоги. То ли дело – дети и внуки бабушки, которые винтом крутятся в городах, чтобы заплатить за ипотеку или аренду квартиры.

Но власти забывают одну важную вещь: отношение к ним горожан и селян – это две большие разницы. Горожане активнее, трезвее, злее, у них есть Интернет, они находятся под влиянием самых разнообразных идей. Они куда больше понимают и в решающий для власти момент могут припомнить за родную деревню.